Фандомная Битва 2012

[fandom Harry Potter 2012]

Приветствуем вас, дорогие друзья!
А помните, как вы прочли седьмую книгу? И хором отправляли Гарри: "Прыгай!" И Снейпа, уползающего тихо? И гарридраку на метле?
И каждый раз вам говорили: ну все, КОНЕЦ, нам можно расходиться.
Мы ждем здесь тех, кто этому не верит. И тех, кто в этом убежден. Прячьте черные траурные фраки обратно в шкафы и усаживайтесь поудобнее.
Мы рады видеть ваши счастливые лица... Счастливые, я сказал! Заклятия еще никто не отменял, так что давайте по-хорошему.
Впереди - великая битва, в которой суждено выжить не всем, и мы надеемся на вашу поддержку! наши реквизиты...

Добро пожаловать!

<div align="center"><a href="http://fk-2012.diary.ru/?tag=4492449" target=_blank><img src="http://www.10pix.ru/img1/981811/8140507.png"></a></div>

Прежде чем вы отправитесь в удивительное путешествие по запутанным коридорам Хогвартса и извилистым тропам Запретного леса а также начнете громить лавки Косого переулка, мы хотели бы сказать вам несколько слов. Олух! Пузырь! Остаток! Уловка! Все, всем спасибо!
А теперь - мы ждем вас в Большом зале! И у нас печеньки!

С любовью, Команда Гарри Поттера.

Правила голосования

1 левел

1. Голосование за квест.

1. Визитка нашей команды fandom Harry Potter

Визитки других команд. Тыкать осторожно, браузер виснет на раз!


Схема голосования:
1. «***» - fandom Harry Potter 2012
*** – это название того фандома, который вам понравился.
2. Название любого другого фандома, который вам понравился.
3. название любого другого фандома, который вам понравился.

(То есть порядковый номер, точка, пробел, логин команды без тэга)

P.S. Фандомы не должны повторяться. Фандомов в голосовании должно быть строго три.

P.S.S. Обращаем ваше внимание на то, что форму нужно соблюдать вплоть до знака - это необходимо для автоматической обработки информации.
Голоса, оформленные неправильно, учитываться не будут.

@темы: реклама

---

Любовь Энди Блэк

[Лана Санти]

Автор:  Ланка Фэйт
Бета:  amt
Рейтинг: G
Размер: мини
Жанр: romance, drama, missing scene
Пейринг: АБ/ТТ
Отказ: все принадлежит Роулинг, автор не привлекался… гм, замышлял шалость и только шалость.
Аннотация: как же так вышло, что старшая дочь из древнейшего и благороднейшего семейства Блэков вышла замуж за магглорожденного?
Комментарии: найденное на просторах интернета семейное древо Блэков не говорит, в каком году родилась Андромеда. Я рискнула предположить, что она на два года старше Беллатрикс.

Энди Блэк была старшей дочерью, и её отъезда в Хогвартс ждали особенно. Конечно, поколения предков учились в Слизерине, и причин для волнений не было... Но всё-таки в доме было тревожно, и мама требовала отправить ей сову сразу же, как она доберется до спальни. Симпатичную сипуху по кличке Хель долго подбирали в семейной совятне.
И вот, услышав: «Блэк, Андромеда!» - Энди идет к табурету. Она уверена, что все пройдет как надо, но ноги слега дрожат. Первокурсница садится, а замдиректора Минерва МакГонагалл опускает ей на голову Шляпу.
- Слизерин! – оглушительно орет головной убор – счастливая Энди сползает с табурета и идет к аплодирующему столу.
- Добро пожаловать! – чуть высокомерно кивает ей темноволосый парень, на мантии которого поблескивает значок с буквой «С». – Я Рудольфус Лестрандж, староста.
- Спасибо, - вежливо улыбается Энди.

«Умница, дочка!» - отвечает мама на отправленное с Хель сразу после Приветственного пира письмо.

И жизнь идет своим чередом. Уроки, домашние задания, друзья. На зельях она сидит с Энтони Флинтом («Гм. Можно просто Тони… Энди?»), на чарах – с Орхидеей Забини («…вот наградили родители имечком! Орхидеи подарил отец маме, когда делал ей предложение. В январе. Целый букет. Зови меня Дея, ладно?»).
Через два года в Хогвартс поступает Белла, конечно же – в Слизерин. Энди на правах старшей принимается ее опекать, на что Белла привычно огрызается и отмахивается – она, мол, и сама способна разобраться, что к чему. Впрочем, через месяц снисходит до конспектов по зельям: из трех сестер этот предмет дается только старшей.
Цисси поступит на первый курс, когда Энди уже перейдет на шестой, и, конечно же,
с благодарностью примет поддержку и опеку теперь уже старосты.

На первый «взрослый» Рождественский бал ее приглашает Тони Флинт.
- Энди… Ой, то есть мисс Блэк, позвольте пригласить Вас на бал! – смущенно улыбается он.
- О, благодарю Вас, мистер Флинт! – чопорно отвечает Энди, и оба хохочут.
А потом она входит с ним под руку в Большой зал и чувствует, что рука Тони немного дрожит.
После бала они вместе ходят в Хогсмид. Не в компании с Деей, Рабастаном Лестранджем и Софией Гольдштейн из Равенкло, а именно вдвоем. Она понимает, что явно нравится Тони, Дея понимающе хмыкает каждый раз, когда они возвращаются с таких прогулок, а Энди… Энди очень жаль терять друга. К концу года Андромеда не выдерживает взаимных мучений и в канун Бельтайна…
- Тони, нам надо поговорить, - решительно тянет Флинта из замка. Погода стоит прекрасная.
- Я слушаю тебя, Энди, - обреченно выговаривает парень, стоя в тени ивы у озера и глядя на воду.
- Ты уже понял сам, наверное. Мы не будем парой. Ты очень дорог мне как друг, и я не хочу тебя обманывать. И не хочу переступать через себя.
- Утешает только то, что проиграл я лишь самому себе - грустно улыбается Тони.
И они еще с час гуляют по берегу озера, а потом возвращаются в замок.
А в сентябре Тони уже приглашает в Хогсмид хорошенькую рэйвенкловку Миранду Старлинг.

Позади уже половина шестого курса. Бэллу внезапно приглашает на рождественский бал семикурсник Чарльз Киган, и она смотрит на сестер свысока: мол, глядите, семикурсник! Впрочем, кроме возможности быть девушкой семикурсника и повысить тем самым свой статус, Бэллу в Кигане ничего не интересует. Она грезит другим. Тем, о ком разговаривают в зале за утренним кофе мама и папа. Тем, кто должен вернуть чистокровным волшебникам их исторические права на главенство в мире магии. Впрочем, Киган им тоже грезит, это все знают, так что расчет Бэллы, возможно, верен.
Энди совсем не уверена, что она с этими идеями согласна, но ей гораздо интереснее играть с Деей в слова или с Софией в шахматы и просто учиться. Зелья, чары, трансфигурация…

И вот, на бал на шестом курсе ее внезапно зовет однокурсник Софии Эндрю Бёрк. Они смеются, входя в Большой зал: Энди и Энди. Он симпатичен Андромеде, с ним интересно поговорить (все-таки Рэйвенкло!), в чарах он разбирается явно лучше нее…
А потом, танцуя с Эндрю, она вдруг замечает этот взгляд. Серые глаза смотрят внимательно и серьезно. Она вспоминает: Теодор Тонкс, Хаффлпафф, да, у них были какие-то совместные уроки, сидел где-то на задних партах, со своими. Да, неплохо зарабатывал баллы, но… это же Хаффлапафф!
К тому же он явно не был чистокровным, в семейных хрониках древних родов не было ничего похожего на фамилию Тонкс.
Энди отворачивается, но глаза Тонкса притягивают. Снова и снова она бросает на него взгляды, и каждый раз он встречает их. И как только Эндрю отходит за пуншем, появляется рядом.
- Андромеда, верно? Потанцуем?
Энди морщится. Ну кто так приглашает даму?
- О, прошу прощения, мисс Блэк! – не теряется Тонкс, внезапно правильно поняв причину ее гримаски. – Позвольте пригласить Вас на танец.
Энди милостиво кивает:
- Пять баллов Хаффлпаффу за находчивость, обычно вашему факультету несвойственную. И протягивает Тонксу руку.
Когда Тед («Может, оставим церемонии?») возвращает ее Бёрку, тот шипит что-то вроде «дуэль» и, уже более отчетливо, «грязнокровка», но Энди не хочет портить себе праздник и повисает на руке у кавалера со словами:
- Где же мой пунш, Энди? – а сама машет свободной рукой Тонксу, мол, проваливай, не нарывайся.
Тонкс проваливает. Но на следующее утро объявляется снова – на завтраке в Большом зале.
- Пойдёте со мной в Хогсмид, мисс Блэк?
И Энди, сама не понимая почему, соглашается.
Возмущенному Бёрку она высокомерно, с лучшими интонациях Бэллы, отвечает:
- Я ничего не должна тебе, Эндрю. Или ты возомнил, что после одного приглашения на бал я сразу стану твоей собственностью?
- Зато, похоже, ты готова стать собственностью грязнокровки после одного танца, - шипит в ответ Бёрк… и пощёчина Энди ставит точку в их отношениях. Любых отношениях.
С одной стороны, Андромеда немного сожалеет: Эндрю ей вполне симпатичен, но с другой… она придумывает массу этих «с другой» - и что нехорошо обзываться грязнокровкой, и что он мог бы быть повежливее с ней, и… Хотя на самом деле с другой стороны только одно – серые глаза Теда Тонкса.
А в Хогсмиде Тонкс первым делом ведет ее… в книжный. И просит посоветовать ему что-нибудь из художественной литературы. И, ни капли не стесняясь и не рисуясь, признается, что он магглорожденный. И предлагает дать Энди почитать что-нибудь маггловское.
И Энди, сама себе не веря, соглашается. А потом они пьют кофе с пирожными в «Трех метлах», и девушка ловит удивленный, если не сказать больше, взгляд Деи, сидящей здесь же с Рабастаном Лестранджем.
И, конечно же, вечером в гостиной Дея тянет ее в уголок. Энди вздыхает и накладывает на диван заглушающее заклинание. Подруга снова округляет глаза.
- А ты думала, что я буду говорить о своей личной жизни во всеуслышание? – усмехается Андромеда.
- Энди, - почти жалобно говорит Дея, - он же грязнокровка.
- Дея, - отработанным стальным тоном «старшей сестры» отвечает Андромеда, - я не хочу слышать это слово в его адрес. И вообще в чей бы то ни было.
И продолжает уже спокойнее:
- Оставь нас, ладно? Он всего лишь сводит меня в Хогсмид. Вполне вероятно, что завтра он сделает какую-нибудь глупую ошибку, и я скажу ему adieu!
Говорит и сама себе, если честно, не очень верит. Дея, кажется, тоже, но молчит. Потом немного заговорщически улыбается:
- Твоей сестре лучше не знать, правда?
Энди улыбается в ответ. Белле действительно лучше не знать. Она куда принципиальнее в вопросах чистоты крови – совсем как мама. А Энди гораздо больше похожа на дядю Альфарда, чем на родителей.
Беллы стоит опасаться, сестра слишком вспыльчива и совершенно непредсказуема. Но всегда есть шанс, что она ничего не заметит, поглощенная собой и своими мечтами – все о том же, о ком говорят по утрам за кофе мама и папа.
И правда, Бэлла ничего не замечает, Дея молчит, а Энди…
Энди самозабвенно отдается роману с Тонксом. Он времени даром не теряет и уже в следующий поход в Хогсмид беззастенчиво целует ее у «Кабаньей головы». И сидит с ней на всех уроках. И Энди уже все равно, что там заметит Бэлла, и что подумают ее однокурсники…
Но однокурсникам и, конечно же, Бэлле не все равно. Слухи ползут, и Энди получает на завтраке вопиллер от мамы. Он кричит ее голосом о позоре, о том, что «…в древнейшем и благороднейшем семействе Блэков никогда…», и еще что-то об отсутствии совести, чести и мозгов. Энди терпеливо выслушивает, Дея аккуратно гладит ее по руке, Тонкс из-за хаффлпаффского стола смотрит, не отрываясь.
Когда конверт взрывается, Андромеда молча обводит однокурсников взглядом и поживает плечами. И молча принимается за еду. Она Блэк, как справедливо заметила мама. Она так просто не сломается.
И к Тонксу после завтрака она подходит сама, чтобы вместе идти на чары.
А Бэллу ловит после уроков в слизеринской гостиной и шипит:
- Не смей больше лезть в мою жизнь!
- Он грязнокровка! – орет в ответ сестра.
Маленькая первокурсница Цисси жмется в угол. Она знает, что значит «грязнокровка». Она тоже слышала мамину гневную речь.
- Мне плевать! – отчеканивает Энди. – Еще одно письмо маме, и с моими конспектами по зельеварению можешь прощаться.
Она Блэк. Она слизерника. Она знает, как побольнее ударить. Бэлла считает, что его сторонница (а она уже видит себя в рядах его последователей) должна быть отличницей. И уж точно успевать по зельям.
Ее перекашивает, но, кивнув, она молча уходит к себе.
Цисси подходит и робко касается руки сестры.
- Энди…
- Да, малышка?
- То, что он грязнокровка – очень плохо? – голос просящий. Цисси надеется, что взрослая и умная Энди сейчас объяснит ей, что в этом нет ничего страшного, и все снова будет хорошо. А Бэлла просто вспылила. Она всегда такая.
Но Энди отвечает неожиданно:
- Плохо называть кого-нибудь грязнокровкой. Он человек, такой же, как ты и я. И даже как Бэлла.
- Но мама же сердится.
- Это пройдет, Цисс.
Успокоенная, Нарцисса уходит в спальню первокурсниц, а вот Энди не спится. Она сидит у камина и думает. Ничего не пройдет. Родители не примут ее выбора.
А что касается «в семействе Блэков никогда…» - откуда же тогда взялись черные пятна на семейном гобелене. Ведь на их месте когда-то были имена…
И Энди пишет письмо дяде Альфарду.
Ответ от него приходит утром. На истории магии Энди кладет перо, отодвигает конспект и распечатывает конверт с личной дядиной печатью. И, забыв обо всем, читает истории предков: Ислы Блэк (вышла замуж за маггла), Финеаса-младшего (защищал права магглов), сквиба Мариуса, Седреллы (в замужестве Уизли). И ей становится легче. Они не были кем-то ужасным, злодеями или убийцами. Они просто жили своей жизнью.
Она лихорадочно царапает на листе пергамента: «Спасибо, дядя Альфард!!!» и рисует огромное сердце. Рискуя пропустить обед, бежит в совятню, чтобы отправить письмо, а после уроков ловит Теда и говорит, говорит взахлеб о том, что она нормальная, и что выжженные тоже…
А Тед серьезно смотрит на нее и гладит по руке. А потом привлекает к себе и горячо целует.
А в Бельтайн…
В Бельтайн в Хогсмиде праздник, и они танцуют до упаду, а потом Тонкс утягивает Энди куда-то на задворки, что-то достает из-за пазухи и засвечивает люмос.
И Энди видит немного потертую бархатную коробочку.
Тед встает на одно колено и говорит:
- Позвольте предложить Вам руку и сердце, мисс Блэк.
А Энди, внезапно охрипнув, отвечает:
- Нет.
Тонкс бледнеет, но через секунду его лицо озаряется улыбкой понимания, но вскакивает на ноги и привлекает ее к себе:
- Будь моей женой, Энди!
- Сто баллов Хаффлпаффу, - шепчет она и сама тянется за поцелуем.


Дома на каникулах она накладывает на кольцо чары невидимости и молчит. Молчит в ответ на намеки Бэллы. Молчит в ответ на расспросы матери о том, появился ли у нее достойный кавалер. Молчит и тогда, когда мать говорит Бэлле о том, что ею интересуется господин Лестрандж. Уточняет только:
- Рудольфус? Он был старостой, когда я поступила в Хогвартс.
- Вот видишь, Бэлла, староста! – говорит мама, как будто это что-то значит.
А Бэлле, похоже, все равно. Вернее, не все равно, она согласна на что угодно, лишь бы оказаться поближе к герою своих грез, а ведь Лестранджи с ним. Дея по секрету рассказала, что Рабастан показывал ей его Метку.
Энди молчит и пишет Теду длиннющие письма. И получает длиннющие ответы. А в начале августа приходит приглашение к Тонксам. И Энди снова обращается к дяде Альфарду.
Дядя является в дом и что-то врет маме о том, будто хочет забрать племянницу к себе, чтобы получше узнать ее и помочь окончательно избавиться от склонности к недостойным увлечениям. К счастью, отца в этот момент нет дома, а мама верит. И отпускает ее.
Энди проводит у Тонксов чудесные две недели – две недели счастья.
Возвращается сияющая и безмятежно отвечает маме, что с заблуждениями покончено. Теперь никто и ничто не собьет ее с единственно верного пути. Мама понимает эти слова так, как ей хочется, и Энди, конечно же, ее не разубеждает.

Первого сентября она ждет, как никогда.
Всей семьей они аппарируют на платформу 9 и ¾. Мама редко выбирается из дома, однако сегодня ей почему-то вздумалось проводить дочерей. Энди стоит рядом с родителями, а сама потихоньку ищет взглядом Теда. Ей, с одной стороны, страшно, что он подойдет и разразится скандал, а с другой – даже хочется этого. Тед разумно не подходит.
Но скандал разражается все равно. Бэлла, видя, что сестра продолжает «путаться с грязнокровкой», снова пишет родителям письмо. На этот раз вопиллером Энди не отделывается. Родители – оба – в ближайшие выходные приезжают в школу. И в кабинете Слагхорна, декана Слизерина, громко отчитывают дочь. Отец скупо цедит слова, мама кричит, но общий смысл их слов один: не смей, никогда, грязнокровка, позор… В разгар очередной маминой тирады раздается решительный стук в дверь. Мама умолкает, Слагхорн удивленно произносит:
- Войдите!
И решительной походкой входит Тед. Встает рядом с Энди, берет ее за руку и спокойно говорит маме и папе:
- Мистер и миссис Блэк, я настоятельно прошу вас не кричать на мою невесту.
Отец багровеет, мама забывает, как дышать, а потом разражается криком:
- Ты мне больше не дочь! Не смей переступать порог нашего дома!
После чего разворачивается на каблуках и выскакивает из кабинета Слагхорна. Отец на мгновение задерживается:
- Прощай, Андромеда, - и выходит следом за матерью.
Тед прижимает Энди к себе, и она начинает плакать. Слагхорн деликатно оставляет их вдвоем, но на следующую встречу Клуба Слизней Андромеде, его завсегдатаю, приглашение не приходит.
Но ей плевать. Терять больше нечего, она невеста Теда, и он единственный, кто у нее остался.
Бэлла с ней не разговаривает, большая часть однокашников тоже. Тони явно ощущает неловкость. Только Дея, у которой ничего не получается с Рабастаном, остается подругой.
- Я за тебя! – шепчет она вечером, садясь на край кровати Энди в спальне девочек, и обессилевшая от слез Андромеда благодарно сжимает ее руку.
Цисси боится разозлить Бэллу и разочаровать родителей, поэтому на людях тоже игнорирует старшую сестру. Но через пару дней на прикроватной тумбочке сидит ее сычик с запиской: «Энди, я даже не знаю, что сказать. Мне хочется, чтобы ты по-прежнему была моей сестрой, но, наверное, нельзя. Что делать?»
Энди долго думает, что написать сестренке-второкурснице. «Цисси, я все равно остаюсь твоей сестрой. Всегда ею буду. Но лучше тебе пока не общаться со мной Может быть, позже, когда ты подрастешь».

Едва сдав экзамены, Энди и Тед играют свадьбу. Маггловскую. Дрожащей рукой Энди запечатывала конверт с приглашением для дяди Альфарда, и он не обманул ее надежд – приехал. И вел ее к алтарю вместо отца. В его объятиях Энди снова плакала, а дядя гладил ее по голове и повторял: «Ты молодец, Энди, ты все сделала правильно».

@темы: законченный, мини, фанфик, G, PG, PG-13, драма, романс

---

Косички дочери

[мисс Сьёфн]

Название: Косички дочери
Автор: Сьёфн
Бета/гамма: Martini Rose
Рейтинг: G
Тип: гет
Пейринг: Невилл Лонгботтом/Ханна Аббот
Жанр: роман
Аннотация: заявка №82: Невилл Лонгботтом/Ханна Аббот «Научи меня заплетать тебе косички».
Отказ: герои принадлежат Роулинг, остальное мое
Комментарий: написано на Фест редких пейрингов «I Believe»
Предупреждения: детство героев
Статус: закончен

Времени до приезда Поттеров оставалось немного, и Невилл метался по кухне, хлопоча над завтраком.

- Я хочу косички, - требовательно заявила Елена, появившись в дверях кухни.

- Сначала завтрак, потом поговорим о косичках, - снимая с обеденного стола плюшевую лису, заметил Невилл. Но дочка, насупившись, упрямо покачала головой:

- Я не хочу есть - я хочу косички!

- Почему именно косички? - Невилл удивленно смотрел на дочь: та редко проявляла такое настойчивое упрямство. - Может, просто лентой завяжем?

- Джимми нравятся мои косички, - в голосе Елены звучало не только упрямство, но и просьба. - Пап, ну, пожалуйста. Ты же умеешь, мама говорила - ты умеешь! - хитро улыбаясь, добавила она.

- Но сначала - завтрак! - стараясь сдержать улыбку, строго ответил Невилл.

В благодарность дочка крепко обняла его. Подхватив на руки, Невилл прижал Елену к себе, а потом осторожно усадил на высокий стул.

С аппетитом уплетая завтрак, Елена успевала еще и энергично болтать ногами. Иногда, глядя на дочь, Невилл удивлялся: в кого она такая гиперактивная? И он, и Ханна были уравновешенны и неторопливы.

Едва закончив завтрак, Елена потянула отца в спальню. Усевшись перед большим зеркалом, она вытащила из ящиков Ханны кучу заколок и несколько больших расчесок.

Убедившись, что до приезда Поттеров еще есть время, Невилл принялся осторожно расчесывать длинные светлые волосы. И, конечно же, сразу запутал их, невольно вызвав слезы дочери. Сердито выхватив у него из рук расческу, Елена начала сама расчесывать волосы, показывая отцу, как это нужно правильно делать:

- Не от корней, пап, а с кончиков, и постепенно поднимайся выше.

Волосы были густые: понадобилось несколько минут, чтобы хорошенько расчесать их.

- Может, все-таки соберем их в хвост? - заикнулся было Невилл, но дочка состроила такую несчастную гримасу, что он мгновенно сдался и принялся вспоминать, чему его научила Ханна много лет назад.

Осторожно разделив волосы на прямой пробор, он начал было заплетать их с одной стороны, но был остановлен гневным воплем Елены:

- Не так, пап! Начинай вот отсюда, - она ткнула пальцем над своим ухом. - Я хочу красивые косы!

Невилл фыркнул и опустил руки, размышляя, как правильно подступиться к волосам].

Ведь когда-то, очень давно, его учили заплетать именно такие косички...

 

С тоской глядя на убегающих мальчишек, Невилл изо всех сил пытался скрыть обиду и подступающие слезы. Ну почему с ним никто не хочет дружить? Малфой, презрительно посмеиваясь, напоследок обозвал его трусом и маменькиным сынком. А ведь Невилл всего лишь не согласился с предложением Драко: подложить пауков в один из подарков и посмотреть, как девчонки будут визжать, открыв его. Может, стоило промолчать? Хотя Невилл сомневался, что это помогло бы. Малфой с самого начала не хотел брать его в свою компанию, и лишь настойчивая просьба-приказ Нарциссы вынудила его изменить мнение. Но едва мальчики отошли от взрослых, как Драко принялся открыто задирать его...

Впервые оказавшись на многолюдном детском празднике, шестилетний Невилл робел и мялся, пытаясь слиться со стеной, но бабушка не позволила. Она вела его за собой решительно, словно большой корабль - маленькую лодочку, и остановилась, лишь достигнув цели. Ею оказалась хозяйка праздника - красивая светловолосая женщина, похожая на сказочную фею. Улыбнувшись, она представила им своего сына. Протянув Драко подарок, Невилл с надеждой вгляделся в бледное лицо именинника: ему ужасно хотелось иметь друзей. Ничего не вышло: презрительно скривившись, Драко отвернулся к двум довольно крупным для своего возраста мальчикам и начал что-то негромко рассказывать. Вскоре те, посмеиваясь, стали поглядывать в его сторону. Сообразив, что смеются явно над ним, Невилл приуныл и, отвернувшись, старательно сделал вид, что ему все равно. Но это было только начало, и теперь, пару часов спустя, глядя на убегающих мальчишек, он понял, что вряд ли они с Драко когда-нибудь станут друзьями.

Решив найти бабушку и уговорить её поехать домой, Невилл побрел к большому дому Малфоев. Внезапно из густых кустов донесся детский плач. Осторожно раздвинув ветки, Невилл обнаружил деревянную беседку. Симпатичная девочка с длинными светлыми косичками разговаривала с большой, почти в её рост, куклой:

- Ну что ты плачешь? Ты ведь уже не маленькая! Подумаешь, косички расплелись. Я сейчас их тебе снова заплету.

Заметив Невилла, девочка удивленно вскинула на него глаза.

- Привет, - стараясь скрыть смущение, робко улыбнулся он.

- Здравствуй. Ты кто?

- Невилл, - пытаясь не заикаться, ответил Невилл. - Можно к тебе?

- Меня зовут Ханна, а это Лесли, - она головой указала на куклу. - Это она плакала. Мы будем рады принять гостей, правда, Лесли?

- Да! - к удивлению Невилла ответила кукла. Он только позже сообразил, что она так заколдована. Впрочем, как потом выяснилось, кукла могла выговорить только два слова: да и нет. И вполне натурально плакать.

Усевшись на скамейку, Невилл зачарованно наблюдал, как ловко двигаются пальцы девочки, заплетая кукле длинную косичку.

- Научи меня заплетать тебе косички! - неожиданно выпалил он.

- Мне? - Ханна прикусила губу, раздумывая. - Давай я тебя на Лесли учить буду. А потом можно будет и на мне попробовать.

Обрадованный Невилл с готовностью вскочил со скамейки и принялся постигать искусство правильного плетения кос. Это оказалось довольно увлекательным занятием: дети и не заметили, как пролетело время, пока в беседку не ворвался Драко с двумя приятелями.

- Мерлин, он как девчонка! - артистично вскинув руки, воскликнул Драко. - Хочешь, я попрошу у мамы зелье для роста волос? С длинными косами ты станешь настоящей девчонкой, - с ухмылкой глядя на Невилла, предложил он.

Невилл кусал губы, стараясь не разреветься. Ему было стыдно перед Ханной за свое унижение, но он не знал, как достойно ответить Малфою. Если честно, то он жутко трусил, хотя Малфой вроде бы не собирался его бить.

- Ты глупый, Драко, - Ханна, в отличие от Невилла, сохраняла безмятежность. Отвернувшись от Малфоя, она принялась доплетать косичку, не обращая больше внимания на вошедших.

- Ах так! - прошипел Малфой. - Сама ты глупая! - он выхватил из её рук заколку и расческу, швырнул на пол и принялся топтать ногами. - Вот так в моем доме поступают с теми, кто обижает хозяев. А здесь хозяин я! - с вызовом бросил он.

Но Ханна лишь улыбнулась, подхватила куклу и кивнула Невиллу, предлагая уйти с ней.

- Идите-идите, де-е-евочки! А то еще расплачетесь, утешай вас потом! - Крэбб и Гойл дружно подхватили насмешку. Невиллу еще долго снилось потом их улюлюканье: «Невилл - трусливая девчонка!»

Единственное, что поддержало его в тот момент, это осознание: у него, кажется, появился самый настоящий друг, точнее - подруга...

 

Невилл начал заплетать вторую косу, когда Елена вдруг попросила:

- А расскажи мне, как вы с мамой познакомились.

- Ты же много раз слышала эту историю, - рассмеялся Невилл.

- Она мне очень нравится и никогда не надоест.

Невилл взглянул в зеркало: на лице дочери читалось обожание.

- Мне хочется еще раз послушать, как мама спасла тебя от злобных мальчишек.

Невилл улыбнулся, хотя воспоминания о первой встрече с Ханной вряд ли можно было назвать радостными.

- Твоя мама - настоящая героиня. И ты очень на неё похожа, - добавил он, ласково погладив дочку по голове.

- А ты сразу в маму влюбился? - выпалила вдруг та. - Сразу и навсегда, да? На всю жизнь?

Невилл удивленно поднял голову, встретившись глазами с отражением дочери в зеркале и уже собираясь сказать правду. Но в глазах Елены он увидел столько надежды, ожидания и восхищения...

Разве можно разрушить это, сказав правду? Правду, что первой любовью была вовсе не Ханна, а Луна Лавгуд. Правду об их неудавшейся любви. Луна - мечтательная девочка с большими глазами. Постепенно она превратилась в красивую девушку, и он по уши влюбился в неё. После войны они начали встречаться, но Луне стало тесно в Англии. Её влекли к себе неизведанные дали и... морщерогие кизляки, которых она - Невилл знал это точно - не нашла до сих пор. Луна постоянно исчезала из Англии, порой и на несколько месяцев, а Невилл покорно ждал. Их редкие встречи были для него праздником, но в конце концов её постоянное отсутствие стало его раздражать, и он совершил ошибку, предложив Луне выйти за него замуж и осесть в Англии. Её мягкий, но решительный отказ почти убил в Невилле надежду стать счастливым. И именно Ханна вернула его к жизни. Хотя начиналось все отнюдь не романтично. Однажды вечером, возвращаясь в Хогвартс из Лондона (он как раз начал работать там помощником преподавателя гербологии), Невилл увидел в «Дырявом котле» плачущую Ханну. Оказалось, та выкупила бар, намереваясь превратить его в успешный семейный ресторан, но пока ничего не выходило. Бар требовал слишком много денег, времени и сил. Невилл, как смог, поддержал Ханну в тот вечер, да и потом посвящал ей и бару все свободное время. Очень скоро «Дырявый котел» засверкал новыми красками, как и их с Ханной жизнь. Он полюбил её незаметно для самого себя. И до сих пор помнил страх, охвативший его в момент признания; те несколько секунд, пока он ждал ответа, показались ему вечностью. Но, к счастью для него, Ханна испытывала к нему те же чувства...

- Почти так и было, - пошел на компромисс Невилл, возвращаясь в реальность. - В тот день я встретил любовь всей своей жизни. Хотя и не сразу это понял.

- А теперь у вас есть я и Фрэнки, - подхватила дочка. - У тебя красиво получилось, пап! Почти как у мамы. Можно, я возьму подарок для Фрэнки с собой в больницу?

- Наверно, не стоит. Мы же вернемся сюда вместе.

В этот момент с улицы донесся звук автомобильного клаксона.

- А вот и Поттеры. Ты готова?

Елена приникла к зеркалу, озабоченно разглядывая свое отражение. Невиллу оставалось только улыбаться, он догадывался, в чем дело: Елене нравился восьмилетний Джимми Поттер, и она надеялась, что тот приедет вместе с родителями.

В дом, радостно улыбаясь, вошла Джинни - крестная мать Елены и близкая подруга Ханны и Невилла.

- Смотрите, как папа меня заплел! - похвасталась Елена и покружилась перед гостьей.

- Очень красиво, - Джинни чмокнула крестницу в макушку. - Беги в машину. Джим уже там.

Смущенно вспыхнув, Елена подхватила маленькую сумочку и устремилась к выходу.

- Боже, ей всего шесть лет! - шутливо ужаснулся Невилл. - Что будет дальше?

- Все девочки такие, - успокоила его Джинни. - Лили только пять, а она уже примеряет мои туфли и мечтает поскорее вырасти.

Гарри ждал их у машины, из которой выглядывал Альбус Северус.

- Нам места-то хватит? - с тревогой спросил Невилл, едва поздоровавшись с другом. - А то еще и Ханна с мальчиком.

- Обижаешь, - рассмеялся Поттер. - В моей машине почти все Уизли одновременно помещаются...

- Ну, все не все, но половина точно, - поправила его Джинни. - Садись, Невилл, тебе понравится. Я согласна с папой: автомобиль - одно из лучших маггловских изобретений. Особенно для семей с маленькими детьми.

Невилл, недоверчиво хмыкнув, влез в машину. К его удивлению, там действительно оказалось полно места, невзирая на шумную троицу.

Гарри улыбался, наблюдая за Невиллом. Друзья сильно переживали за него после разрыва с Луной, но, к счастью, все сложилось удачно: Невилл женился на Ханне, у них появилась очаровательная дочка. Впрочем - уже не только дочка... Поттеры и Лонгботтомы - взволнованный Невилл и Елена с аккуратно заплетенными косичками - направлялись в роддом.

Три дня назад маленькая семья стала больше: Ханна родила здорового мальчугана, названного Фрэнком - в честь деда.

@темы: законченный, мини, фанфик, G, PG, PG-13, Невилл Лонгботтом/Ханна Эббот, Невилл Лонгботтом

---

Драббл "Дорога" (Драмиона, PG)

[Black Bride]

Название: Дорога
Автор: Black Bride
Бета: Bastard Snow
Пейринг: Драмиона
Жанр: ангст, романс
Рейтинг: PG
Размер: драббл
Дисклеймер: Oh my Rowling ©
От автора: Обоснуя нет, сюжета тоже, всё в наших головах, а ещё в их. to Aquarellis.

>>читать

Крахмальный снег скрипит под ногами. Она с трудом пробирается по сугробам, с каждым шагом проваливаясь все глубже, чертыхаясь и изо всех сил стараясь не упасть.

Она ищет свою дорогу.

Откуда и куда? Из прошлого, которое все никак не отпускает, но и в нормальную реальность впускает неохотно. Туда, где нет места нескончаемому ужасу и бессилию, от которого никуда не спрятаться, кроме как в самого себя, в панцирь из отчаяния настолько сильного, что оно становится безразличием. Куда лишь через узкие трещины пробивается неверный свет прежнего солнца.
Столько путей уже пройдено, столько еще предстоит пройти в этом непростом, увечном, болезненном послевоенном мире. И бледность снега тоже кажется болезненной, а красные капли, когда их особенно много под ногами, становятся чахоточным румянцем.

Откуда столько красного? Гермиона в очередной раз споткнулась, в ужасе прижала ледяные ладони ко рту, чтобы не закричать, хотя голос и без того пропал. Прямо перед ней открылась заснеженная равнина, каждый из сугробов которой был ничем иным, как трупом.
Девушка сдавленно выдохнула, ноги подкосились, и она рухнула, неловко выставив вперед руки.


Вместо крахмального на ощупь снега, липкого от впитавшейся в него крови, под ее пальцами был прохладный шелк простыней. Вместо запаха смерти - аромат его волос: белоснежных, как тот снег, прядей, упавших на глаза. На расстоянии одного вдоха-выдоха от ее лица.
Одного. Или половины. Потому что, не успев вдохнуть, уже в следующую секунду она делила его пополам с обладателем этой снежной челки, впиваясь в прохладные губы поцелуем своих, ледяных.


Как он умудряется безошибочно просыпаться в тот самый миг, когда ее вырывает из сна очередной кошмар? И, балансируя где-то на грани сна и реальности, успокаивать ее невероятно нежными и в то же время настойчивыми поцелуями, давая понять: это был всего лишь кошмар. После чего снова проваливаться в сон, дождавшись, когда Гермиона подвинется ближе, заберется, как кошка, ему под руку и уютно уткнется носом в висок.

Он чувствовал, что она возвращалась из самых холодных уголков своих страхов, впиваясь ногтями в ладони, задерживая и без того замирающее дыхание. Ей нельзя было прекращать дышать в таком состоянии. Слишком сильный шок для нервной системы. Многие не справлялись, и уже не один, переживший это, не проснулся очередным мирным утром. И потому они учились дышать снова, вместе, согреваясь с каждым движением губ.

А ему тоже снились кошмары. Ровно тогда, когда она бродила по своим заснеженным пустошам, он блуждал в лабиринтах, до краев наполненных смрадом и сыростью подземелий, от стен которых зловещим эхом отражались стоны заключенных.
Драко изо всех сил старался выбраться, но звуки рикошетом отскакивали друг от друга, путая и путаясь, обтекая, прошивая насквозь. Он чувствовал себя летучей мышью со сбившимся радаром.
От этого все внутри покрывалось плотной коркой льда, сломать который не мог ни один лом и никакая магия. Его можно было только растопить дыханием, одним на двоих.

И когда где-то за пределами каменных стен он чувствовал ее всхлип или хотя бы тень движения, то тут же просыпался.

- Выбралась? - шепотом по губам, замирая между поцелуями.
- В каком-то смысле, - сдавленно, кутаясь в его объятиях. - А ты?
И вместо ответа - новый поцелуй: "Иди за мной, иди со мной".

Он ведь тоже ищет свою дорогу.
И кто бы мог подумать, что они найдут ее вместе.

@темы: драбблы, законченный, фанфик, G, PG, PG-13, Драко Малфой/Гермиона Грейнджер, ангст, романс

---

[sine]

Название: В ожидании чуда.
Автор:  sine
Бета: авторская вычитка
Персонажи: Анджелина Джонсон, Джордж Уизли
Рейтинг: G
Жанр: agnst
Размер: мини
Статус: закончен
Саммари: С чего начинается любовь

Мы пронизаны ветвями, мы окованы цепями.
Кто сказал, что это не любовь?
Animal Jazz, Жаль

Слов прозвучало много. Они были не очень разнообразны и сводились к вариациям на тему «мои соболезнования» и «все проходит», но говорили их много и часто. Анджелина и сама так умела: нужно печально улыбнуться, склонить голову набок и тяжело вздохнуть. Она шагнула к Джорджу и осторожно коснулась его руки. Его кисть была ледяной, шершавой и словно неживой. Анджелина подумала, что надо быстро сказать те самые слова и уйти. «Мне очень жаль», – выбрала она, это звучало подходяще и искренне. Джордж вдруг развернул ладонь и крепко сжал ее пальцы, она вздрогнула от боли и прошептала:
- Как мы будем жить без него?

Фред был хорошим братом и другом. И любовником. О последнем говорить в речи над могилой было не принято, и Анджелина не стала выступать. Она так и простояла все время, чувствуя тяжелую, холодную руку Джорджа своей и глядя ему в лицо. Сейчас оно нравилось ей больше, чем то, другое, с застывшей улыбкой. Казалось более уместным, а Фред словно издевался над всеми ними. По крайней мере над Анджелиной и Джорджем. Так уже было однажды, на втором курсе, когда близнецов приняли в квиддичную команду. И Фред разыграл перед Анджелиной падение с метлы. Она потом неделю с ним не разговаривала. Но сначала испугалась до смерти: выбежала на поле, стала трясти его, плакать. А он вдруг улыбнулся. Вот этой самой дурацкой улыбкой.

Анджелина влюбилась в Фреда, когда они учились на пятом курсе. Одна из ее соседок по спальне еще неуместно шутила, мол, близнецы могут ходить на свидания с Анджелиной по очереди. Но что та понимала в близнецах? Анджелина научилась различать их еще в начале второго курса. Чуть разные улыбки, взгляды, манера говорить.
Фред смотрел на Анджелину по-особенному. Так, как умеют только влюбленные. А Джордж... Она никогда не обращала внимания на то, как на нее глядел Джордж. Сейчас, например, он смотрел сквозь.
Анджелина снова решилась завести пластинку про «мне очень жаль», но Джордж тихо и очень четко ответил на ее вопрос:
- Мы просто будем жить.

Джордж отпустил ее руку, чтобы бросить горсть земли на могилу. Это было до чертиков символично, и потому Анджелина провожала Джорджа долгим и внимательным взглядом. Она точно знала: никто не возразит, если ей взбредет в голову сделать тоже. Она же была другом Фреда, здесь вообще было очень много друзей и знакомых Фреда, они могли закидать всю могилу своими символичными горстями, и услуги могильщиков бы не потребовались. И, наверное, это было правильно, что у Фреда осталось так много друзей. Так много людей, которым он дорог. Так много тех, кто любил его. Анджелина заплакала, и вернувшийся Джордж протянул ей платок. Тот был слегка испачкан землей.

В дом Анджелина заходить не хотела. План был прост: затеряться в толпе, выйти на шоссе и поймать «Ночный рыцарь». Но в одной руке у Анджелины остался платок Джорджа, а другую снова держал сам Джордж. Наверное, им надо было поговорить, утешить друг друга. Или доверить это кому-то еще. Например, Гермионе, Анджелина видела, как она курсирует между Роном и мистером и миссис Уизли, не давая расклеиться. Гермиона напоминала саму себя во время подготовки к экзамену: сосредоточена, точна, уместна. А Анджелина цеплялась за Джорджа, а Джордж за нее, и они оказались в комнате близнецов.

- Мы давно здесь не были, – Джордж сел на кровать. – Это вроде Гермиона прибралась, а то после Пожирателей... сама понимаешь.
Анджелина кивнула. Кто же из них не знал, какими оставляют дома карательные отряды.
- Хорошо, что у вас есть Гермиона, – сказала она.
- Лучшее в малыше Ронни, – Джордж поднял руку, изображая тост. – Обязательно скажу так на их свадьбе.
Анджелина снова кивнула. На ее свадьбе с Фредом Джордж планировал скорбную речь в том смысле, что теперь никаких запрещенных экспериментов и новаторских идей — жена заругает. Это никак не могло подействовать, а значит было еще смешней. А теперь, теперь... Анджелина вздохнула и посмотрела на Джорджа.
Он вертел в пальцах палочку и смотрел в окно, а когда она села на вторую кровать, некстати сказал:
- В пятнадцать он мечтал, как ты окажешься здесь.

Фреду исполнилось двадцать в апреле, и они с Анджелиной отмечали это в дешевой гостинице. У них не было ни торта, ни свечей, а только двухспальная кровать и посеревшее постельное белье. И любовь.
Их пальцы переплетались, дыхание смешивалось, их жизни были соединены. Без тостов и клятв. Пока смерть не разлучит.

В дверь постучали, и невидимая Гермиона сообщила, что принесла сэндвичи и сок.
- Спасибо, – крикнул Джордж, и они услышали, как скрипнули половицы, когда она стала спускаться вниз.
Сэндвичи оказались с солониной, как любил Фред. И Джордж.
- Я думала вам всегда достается сыр и ветчина, – сказала Анджелина, отряхивая юбку от крошек.
- Их принесла Гермиона, – пожал плечами Джордж. – Она ничего не путает.
Анджелина кивнула, на секунду она представила Гермиону на своем месте. Как с нее слетает всегдашняя собранность, лицо кривится в некрасивой гримасе, рыдания рвутся из горла. Как она сидит пустая и отрешенная, пробует сэндвич, произносит бессмысленно и горько: «Рон не любил солонину», – и снова плачет.
Анджелина бы все отдала, чтобы поменяться с ней местами. Как бы ужасно это не звучало. Она подняла взгляд на Джорджа, он внимательно смотрел на нее и медленно произнес:
- Иногда я думаю, лучше бы это был кто-то еще. Кто угодно еще.

Фред говорил, что у них в доме никогда не бывает тихо. Сейчас Анджелина слышала, как в над ними кто-то беспокойно ходит по комнате, а за стенкой Гарри говорит с Джинни. Слов было не разобрать, но его голос звучал ровно и ласково, словно он баюкал ее. Хлопнула входная дверь, выпуская последних гостей. Джордж, снова смотревший в окно, прокомментировал:
- Билл и Флер.
«Мне тоже пора,» – собиралась сказать Анджелина, но Джордж опередил ее.
- Пойдем? – он поднялся на ноги и протянул ей руку.
Теперь она показалась Анджелине слишком горячей, словно у него поднялась температура.

На улице было ветрено, и Анджелина подняла воротник своего пиджака. Джордж с сомнением посмотрел на нее и натянул свитер себе на нос.
Они стояли перед ее домом, автобус уже ушел, и надо было прощаться, но они все стояли и стояли.
Фред тоже никогда не хотел уйти первым, он провожал ее до дверей, потом она снова доводила его до дороги, шла домой и возвращалась бегом с полпути, чтобы поцеловать. Ее мама всегда ворчала: «Не в последний раз видитесь».
- До встречи, – сказала Анджелина и первая отпустила руку Джорджа.
Она почти дошла до двери, когда он крикнул ей:
- Зайдешь завтра в магазин?
Она обернулась: Джордж стоял на подъездной дорожке, сунув руки в карманы и чуть раскачиваясь на пятках. Джордж.
- В десять, – ответила она и, быстро подбежав к нему, обняла на прощанье.

@темы: законченный, мини, фанфик, G, PG, PG-13, Джордж Уизли, ангст, Анджелина Джонсон

---

Potter Diary

[de_sire]

<div align="center"><a href="http://pay.diary.ru/~potter-diary/"><img src="http://ib2.keep4u.ru/b/2012/02/17/7d/7dc0f8b31593029a7e9aeb649ec762de.gif" /></a></div>

Другие баннеры

<div align="center"><a href="http://pay.diary.ru/~potter-diary/"><img src="http://s018.radikal.ru/i519/1202/97/8b8f6ff0ed14.gif" /></a></div>

<div align="center"><a href="http://pay.diary.ru/~potter-diary/"><img src="http://i051.radikal.ru/1202/3d/ed29fba39170.jpg" /></a></div>

Дорогие друзья, мы хотим объявить о старте проекта «Potter-Diary», который назначен на 24 февраля 2012 года.

Что это такое, спросите вы? Ответ довольно прост. Все мы знакомы с таким явлением, как ролевые игры. И в фандоме ГП это далеко не новинка – вести дневники от лица персонажей. Однако наш проект – это не только сборник дневников якобы-героев поттерианы. Нет, наша цель – создание новой формы фанфикшена и развитие жанра POV.

Все персонажи, все факты канона, интересные сюжеты!

Вы можете следить за жизнью любимых персонажей, получая информацию из первых рук. И всё, что требуется для этого, – лишь подписаться на их дневники и следить за обновлениями, перепиской и развитием их отношений.

Что нужно сделать? Ничего сложного – вы просто заходите на наше сообщество, выбираете из списка тех персонажей, за которыми хотите следить, и подписываетесь на них. Также не забудьте подписаться на само сообщество, чтобы не пропустить важные объявления, дополнительные материалы и свежие выпуски «Еженедельного Пророка» с новостями из мира «Potter-Diary».

Мы приглашаем вас собственными глазами оценить наш проект, который находится от вас на расстоянии одного клика!

С уважением, администрация PD

@темы: реклама, организационное

---

[Сумасшедший Самолётик]

Приглашаем на Фандомную Битву:

Так же в битве участвуют команды: Groovy Mutation, Inception Team, Локины дети и Twilight Fighting Team
Будем благодарны, если зайдёте и и проголосуете за любые понравившиеся работы.

@темы: организационное

---

[Nincompooh]

Название: Мироощущение
Автор:  Nincompooh
Персонажи (Пейринг): Долорес Амбридж/Гарри Поттер
Рейтинг: NC-17
Размер: мини
Статус: закончен
Саммари: Ах, мистер Поттер, вас, кажется, нужно учить хорошим манерам!
Предупреждения: жанр неопределенный.
Примечания: Написано на Фест редких пейрингов «I Believe», для опоссум мертв.

Долорес кладет коробку на пол и выдыхает. Тяжелая, но терпимо, да и не заставлял же ее никто пихать туда все эти фигурки, да в таких количествах.
Оглядывает комнату. Совсем неплохо: довольно светло и просторно, удобный широкий стол, стул, правда, придется заменить, но в целом куда лучше, чем она ожидала.
В кабинет вплывает Дамблдор.
– Надеюсь, вам все понравится, и вы легко вольетесь в наш дружный коллектив, – взмахивает руками он. Есть в нем что-то фальшивое, до скрежета зубовного театральное. Долорес передергивает от омерзения.
– Чудесная комната! – мурлычет она, улыбается очаровательно. Она сама слышит, как льется ее голос, как патока, какой он вкрадчивый и медовый. – Мне очень нравится Хогвартс, так приятно в конце концов оказаться здесь!
Она мягко поводит округлыми плечами:
– Искренне надеюсь, что мы сработаемся, понимаете, в наш век, когда информация играет такую важную, фундаментальную, я бы сказала, роль, очень важно подходить к ней самой, к форме подачи, к обстоятельствам подачи, со всем тщанием.
Дамблдор улыбается чуть лукаво, как будто заговорщически. Он как бы говорит: «Да-да, Долли, я понимаю о чем вы, так приятно встретить знающего, умного человека в наше нелегкое время!»
Но Долорес не проведешь.
– Вам (а теперь и мне) повезло работать в школе, в месте, где формируются идеи, и где они находят сторонников. Я очень надеюсь, что буду достойна работы здесь, достойней, чем кто бы то ни было.
Дамблдор все знает и все понимает. Трудно избавиться от этой иллюзии, особенно когда он молчит. Правда, стоит ему заговорить – и нет ничего легче.
– Располагайтесь поудобнее, через два дня начинаются занятия, – отвечает он кратко (трус) и поспешно ретируется.
Долорес выглядывает в коридор и победно смотрит в его удаляющуюся спину. Она встряхивает кудряшками и втягивает голову обратно в кабинет, как кошка втягивает когти.
Всегда приятно смотреть, как отступают давние неприятели.



– Привет! – говорит Долорес Джеку – котенку с фиолетовым бантом. Джек моет лапу, не обращает на Долорес никакого внимания. В отместку она вешает его в угол, где на него разве что случайно кто глянет. Тарелочка с Джеком ловит утренний луч и отражает прямо в лицо Долорес, круглая и блестящая, как большой укоризненный глаз. Долорес становится стыдно, так что она обещает себе, что будет гладить Джека по выпуклому фарфоровому банту каждое, скажем, утро.
Она смотрит на коробку, в которой лежат тарелочки, салфеточки и разнообразные скатерочки. Коробка большая, в ней столько вещей, что у Долорес голова кружится от предвкушения, она представляет, как будет все это раскладывать, обживать свои комнаты – спальню, кабинет, как привнесет в них что-то личное, частичку себя, как станет жить в этих комнатах – целый год, а то и больше, как сроднится с ними. Долорес думает о тех коробках, что остались дома, ей еще раза два придется туда вернуться, но она не против. Она любит свои вещи, она не смогла себя заставить их уменьшить и тащить левитацией. Это было бы чем-то сродни предательству.
– А вот и ты! – говорить она Аннабель – довольно страшненькой фарфоровой статуэтке, доставая и ее. Аннабель она всегда встречает преувеличенно-жизнерадостно, потому что из всех кошек Долорес эта – самая пугливая. Аннабель всегда тяжело привыкает к новым местам, ее надо поставить куда-нибудь в надежное место, чтобы даже не думала о том, чтобы разбиться.
Через четыре часа коробка разобрана, статуэтки стоят на своих местах – на правильных местах, соответствующих их потребностям, характерам и требованиям самой комнаты.
Долорес сидит в стуле – утомленная и удовлетворенная – и смотрит на результаты своих трудов. Все просто великолепно – действительно, действительно великолепно. Долорес и не надеялась добиться такого совершенства с первого раза. Конечно, вазочки с сухоцветом, что появятся позже, вклинятся в гармонию красок, но она надеется, что они лишь привнесут нечто новое, дополнят комнату, не разрушив старое.
Долорес сидит на стуле. Стул удобней, чем она думала, со слегка откидывающейся спинкой, с скользящими по полу (но не слишком) ножками.
«Через два дня приедут ученики», – сказал Дамблдор.
«Через два дня», – смакует слова Долорес, как леденец клубничный по языку катает.
Будет гомон детских голосов, оживленные лица, свежие, наивные, доверчивые. Доверчивые. Сладкое, сладкое слово.
Впрочем, и среди недоверчивых детишек попадаются интересные.
Долорес вспоминает, как текла капля пота по шее Фаджа, как неумолимо гнул свою линию Дамблдор, и как взбешенно и растерянно смотрел Поттер, когда она принялась за него, с каким яростным протестом, как он сжимал кулаки, кажется даже неосознанно, как захлебывался словами.
Долорес ведь придерживается традиций, добрых старых традиций, так что она просто распахивает мантию и трогает внутреннюю сторону бедра. Бедро пышет жаром, а руки кажутся холодными. Она нежно и как будто смущенно касается сначала волос на лобке, а потом проникает двумя пальцами дальше, туда, где влажно и жарко. Поза неудобная, так что она спешно скидывает туфли и задирает ноги на стол (скатерть идет неаккуратными складками, но ей в общем-то все равно). Раздвигает ноги шире и еще шире, и становится легче двигать рукой.
Она вспоминает, как Поттер входил в зал для заседаний – робкий и смущенный, как садился в кресло, и как шевельнулись тогда цепи. Она вспоминает и представляет, как могло бы быть, если бы тогда она была там одна. Как шевельнулись бы цепи, как задумчивые змеи, послушные, в ожидании приказа. Как она бы сначала промедлила – чтобы Поттер слегка расслабился, – а потом все же решила бы, что он слишком опасен, чтобы оставаться неприкованным. Как вздрогнул и рванулся бы Поттер, когда цепи опутали бы его. Как распахнулись бы его глаза: непонимающие, невинные. Как налились бы потом яростью.
В Долорес уже три пальца, в щиколотку врезается край стола, а скатерть окончательно сбилась – и как же хорошо, что на ней не было ни единой статуэтки, как это она хорошо продумала!
В Долорес три пальца, а средний левой руки теребит клитор, обводит половые губы, самым кончиком проникает внутрь.
В Долорес три пальца, а воображаемый Поттер тяжело дышит и изрыгает проклятья, необузданный и невоспитанный.
Долорес так и говорит ему – воображаемая Долорес воображаемому Поттеру:
– Мистер Поттер! – и укоризненно качает головой. – Так не пойдет, мистер Поттер, вы должны проявлять уважение к суду!
Поттер опускает голову, как вздорный молодой бычок, глаза его наливаются кровью, а волосы кажутся еще непослушней, чем на самом деле. Долорес хочется погрузить в них пальцы, но это подождет. У Долорес большие планы.
– Ах, мистер Поттер, вас, кажется, нужно учить хорошим манерам! – поет она, мягко, как сирена бы пела.
– Вы врете на суде, вы проявляете неуважение к суду, вы проявляете неуважение к судье… Ай-ай-ай, мис-с-стер Поттер, да вы же напрашиваетесь на наказание!
И он вздрагивает.
Долорес вздрагивает тоже, потому что это же сродни признанию, только лучше, гораздо лучше!
Он вздрагивает и начинает вырываться еще яростнее. Цепи начинают волноваться – они же почти живые и очень, очень чуткие. Короткий мысленный приказ, и они оплетают его сильнее, как лианы, не дают ему двигаться почти совсем, только голос остается ему, чтобы выразить свое возмущение.
– Вы с ума сошли! – кричит он, красивый, бунтующий, громкий.
Долорес улыбается и подходит мелкими шажками ближе. Садится ему на колени, а у Поттера вид загнанный и совершенный, он прекрасен, он великолепен.
Она расстегивает мантию, проводит тыльной стороной ладони по нежной щеке Поттера, обводит пальцем молнию на его джинсах. Идиотское маггловское изобретение, шнурки и пуговицы всегда удобнее. Поттер дышит тяжело, смотрит – растерянно. Как будто тут можно что-то не понять.
Долорес улыбается – мягко, нежно, ласкает улыбкой. Расстегивает молнию и достает член Поттера. Она не тратит время больше, она уже больше не может играться, у нее нет времени смотреть на форму и оценивать толщину члена, она не может оторвать взгляда от невинно трепещущих ресниц Поттера. Долорес аккуратно и медленно насаживается на член, вбирает его в себя, поглощает его. Поттер откидывает голову и сто-о-онет, так стонет, что у Долорес внутри все как будто подбирается, она вся пропитана похотью, как губка – водой.
И она сначала слегка покачивается, а потом начинает двигаться вверх и вниз, ноги быстро устают, волосы растрепливаются, но ей так хорошо, что плевать на все. Поттер вырывается, но цепи не дают ему сбежать, он только вколачивается в Долорес – сильно-сильно. Впрочем, быть может он того и хотел.
Долорес – настоящая – не успевает сделать ничего, ее скручивает оргазмом, пальцы сжимает, а клитор уже болит слегка. Долорес тяжело дышит. Глаза слезятся, а ноги дрожат, но таких ошеломительных оргазмов она давно не получала.
Долорес откидывается на спинку стула. Определенно, она не будет его менять.



Она нервничает так, как не нервничала никогда.
Она думала, что будет сложно назначить Поттеру отработку, что придется придираться, доводить его, провоцировать, но оказалось, что он и сам не против прийти к ней. Он так нарывался, так пристально и нагло смотрел, он будто раздевал ее глазами, великолепный маленький бунтарь. Она со сладостной дрожью вспоминает, какими резкими были его жесты, каким жестким – взгляд, язвительным – голос. Теперь ей даже кажется, что в ее фантазии про суд все не так, что это она должна сидеть в кресле – беспомощная, а он должен ходить вокруг, мягкой поступью, как хищник. Ее кожа покроется мурашками, а ноги ослабеют, но этого никто, к счастью, не заметит, потому что она же сидит, и она не может встать без разрешения. Она поднимет свои прекрасные, смиренные глаза и очень кротко спросит:
– Мистер Поттер, вы же не отпустите меня?
Он лишь усмехнется, стащит ее вниз (пусть даже за волосы), бросит на пол и отвесит пощечину. У Долорес слезы на глазах появятся, а он не обратит внимания на ее страдания и просто продолжит. Быть может, он изобьет ее сначала, она не будет сопротивляться, она будет покорна, как воск, а потом он…
В дверь стучат.
Долорес небрежно опирается на стол, расправляет мантию, переносит со стола статуэтки – волшебством, она не доверяет дрожащим рукам.
– Войдите! – говорит она, голос едва не срывается.
Поттер входит. Он такой робкий, так неуверенно оглядывается, что Долорес оторопь берет. Она что же, все себе навоображала?
И он совсем на нее не смотрит. Совсем. Уши Долорес начинают гореть, она сглатывает и хрипит:
– Добрый вечер, мистер Поттер.
Он вздрагивает и оглядывается.
– Добрый вечер, профессор, – а голос напряженный, глаза бегают.
– Садитесь.



Все идет не так.
Вообще все.
Она выдает ему то перо. Он реагирует правильно, он дает ей отыграть роль, но игнорирует свою часть спектакля.
«Я никогда не должен лгать», – выводит он, прилежно скрипит перо, исправно капает кровью рука. Но он не смотрит на нее, не восстает против ее методов, не возражает вообще, это до того неправильно, что у Долорес голова идет кругом: все не так, как она думала.
– Подойдите ко мне, – мурлычет она. Пусть неправильно идет все, пусть даже она не такая, какой хотела бы быть, но голос – голос ее никогда не подводил.
Гарри подходит, в его глазах снова мелькает тень неповиновения.
Рука Гарри выгладит прекрасно: кожа чуть воспалилась, но это скоро пройдет и останутся слова – тонкая паутинка слов, потом, правда, и они пропадут.
– Ай-ай-ай, – говорит она. – Урок не слишком глубоко впечатался, верно? Но у нас же будет время? – и глаза его вспыхивают согласием.



Вечером она ворочается в кровати и думает о том, как все будет потом, когда они оба перестанут играть.
Долорес будет лежать спиной к Гарри, округлая и мягкая.
Он будет щекотать ей шею пером – тем самым пером, потом проведет по позвоночнику острием. Кожа легко разойдется, кровь слегка выступит.
Она повернется к нему, обнимет за шею и запечатлеет поцелуй на его губах.
По ее пальцам будет струиться кровь (его кровь, жаркая и юная), со стены на них будет смотреть Джек, а глаза Гарри будут гореть страстью и дерзостью. Вызовом.
А Долорес примет его – и всегда будет принимать.

@темы: Гарри Поттер, R, NC-17, юмор, законченный, мини, Долорес Амбридж, PWP, драма, романс

---

Мультифандомный гет-кинк

[Гетник]

...почти начался.


С разрешения администрации

@темы: реклама

---

Четвертый тур феста редких пейрингов

[Гет по ГП]

Сегодня еще можно успеть подать заявку.

@темы: товарищи, реклама

---

[sine]

Название: Если любишь...
Автор:  sine
Бета: авторская вычитка
Персонажи (Пейринг): Тедди Люпин/Виктуар Уизли
Рейтинг: G
Жанр: романс, виньетка
Размер: мини
Статус: закончен
Саммари: о взаимопонимании между влюбленными
Примечание: посвящается  Lesta-X

Эскалатор, идущий вниз, почти пустой. Последний поезд метро. Женщина подметает полупустой вестибюль. Я помню свои слова: А давай поженимся? В ответ молчание.
Чужие воспоминания. Сайт помнишь.ру

«Так быть не должно», – это все что Виктуар успела подумать, перед тем как Тэд ответил. Она сгоряча, конечно, ляпнула про свадьбу. Просто от избытка чувств, ведь все было просто чудесно: вечер вдвоем, кино, кафе, даже метро. Грохочущее, непривычное, пустынное. Тэд любил подобное. Урбанистический стиль, кажется так говорят магглы.
- Вики... – начал Тэд, и стало очевидно, что он скажет дальше. Впрочем, для этого достаточно было взглянуть на его лицо.
Виктуар вздохнула, Тэд еще обнимал ее за талию, но она чувствовала, как ослабли его руки.
- Вики, понимаешь...
Она слушала его и не перебивала, потом сказала что-то вроде: «да-да, конечно», и попросила проводить домой. Тэд улыбался немного виновато, но все же облегченно. А возле калитки «Ракушки» он сказал:
- Люблю тебя. Увидимся завтра?
Виктуар кивнула и поцеловала его. На прощанье.

Назавтра она слегла с мигренью. Это очень женственная болезнь ― мигрень. И отличный повод остаться одной. Когда у тебя столько братьев и сестер, быстро учишься подобным хитростям. «У меня болит голова», – говоришь ты, и младшие девочки, Рози и Лили, послушно идут играть вдвоем. Да еще и следят, чтобы «противные мальчишки» не шумели и не мешали кузине Вик. Правда, на Тэда это плохо действовало: он все равно пробирался в ее комнату и, усевшись на пол, объявлял: «Я тебе не помешаю». Но в этот раз - Виктуар была уверена – все пойдет не так. Тэд же не дурак, Тэд должен будет догадаться, что значит «эта» мигрень.

Виктуар лежала на полу, раскинув руки и закрыв глаза, и представляла себе зеленый лес. Она читала в каком-то журнале, что лучше всего успокаивает вид на море, но море представлять было не обязательно ― можно было просто посмотреть в окно. Потому Виктуар всегда думала о лесе, не том возле «Норы», а своем собственном, в нем росли только сосны. Высокие, стройные, до самого неба, в этом лесу легко дышалось и мечталось. Через лес шла дорога - не тропинка, а именно дорога, - Виктуар знала, что она идет через весь лес, а потом разделяется надвое, и, если свернуть налево, попадешь в маленькую деревню. Когда-то Виктуар хотела, чтобы они жили там с Тэдом. Не сейчас, конечно, а когда они встанут на ноги. Да, так Тэд и сказал вчера: «Нам надо встать на ноги, определиться с будущим».
Виктуар тяжело вздохнула, бросила прощальный взгляд на свой лес и вернулась к реальности собственной спальни как раз в этот момент из-за двери послышался мамин голос:
- Милая, к тебе Тэдди.
- Мне плохо, – простонала Виктуар и для убедительности повернулась на бок и свернулась в клубочек.
Мама, конечно, не могла ее видеть, но Виктуар казалось важным соблюсти некоторые условности.
- Я сказала ему, но...
- Очень тяжело, мам, – перебила Виктуар. – Раньше такого не было. Даже зелье не помогло.
- Тебе что-нибудь принести? – уровень тревоги в мамином голосе заметно повысился, и Виктуар стало немного стыдно.
- Я просто постараюсь поспать, ты только скажи Тэду...
- Конечно, родная, конечно.
Мама ушла вниз, а Викутар мысленно поставила Тэду минус за недогадливость. На секунду у нее мелькнула мысль, что, возможно, это на самом деле плюс за настойчивость, но она ее быстро отмела.

Тэд приходил каждый день, и на четвертом его визите папа заявил Виктуар, что она не права.
- Ты не можешь играть человеческими чувствами, Виктуар, – сказал он. – Что между вами произошло?
«У нас разные биоритмы», - подумала Виктуар. Это она тоже прочла в каком-то журнале, там речь шла о непонимании из-за такой ерунды как время. Но папе она ничего не ответила, только пожала плечами.
- Это не ответ, – хмуро заметил папа. – Вам надо поговорить. Он так мучается.
- Угу, – согласилась Виктуар. – Только мне совсем не хочется.
У папы от удивления открылся рот.

Прятаться вечно у Виктуар бы, конечно, не получилось. Это она знала. И что Тэд немного «того» тоже. Так говорили девчонки в школе, она его защищала, но на самом-то деле... На самом деле уж она-то лучше всех в нем разбиралась.
Потому, застав его на подоконнике своего окна, она сказала только:
- О!
Тэд в ответ кивнул и окинул ее недовольным взглядом. Виктуар смутилась, быстро посмотрела на себя в зеркало, убедилась, что выглядит достойно, и села на кровать. Ей хотелось спросить у Тэда: «Чем обязана?» – это бы прозвучало очень патетично, но он вдруг заявил:
- Это нечестно.
Виктуар удивленно хлопнула ресницами и непонимающе уставилась на него. Тэд не должен был обвинять ее, это же он сам все разрушил. По крайней мере Виктуар свято в это верила.
Тэд спрыгнул на пол, сделал круг по комнате, потом оперся руками о подоконник и, не глядя на Виктуар, заговорил:
- Я ничего такого не сказал. Если хочешь знать, только чтобы накопить на дом для нас мне нужен год, а значит...
- Ты его уже выбрал? – перебила Виктуар.
Тэд обернулся к ней, хмыкнул и ответил:
- Ну да... Там еще лес вокруг. Сосновый, как ты...
- Любишь, – закончила за него Виктуар. - Ты меня любишь.
И бросилась ему на шею.

@темы: Тедди Люпин, Виктуар Уизли, законченный, мини, фанфик, G, PG, PG-13, Тедди Люпин/Виктуар Уизли, романс

---

[Гет по ГП]

Название: Выбор Петунии
Автор:  мисс Сьёфн
Бета и гамма:  arlette
Жанр: роман
Пейринг: Сириус Блэк/Петуния Эванс/Вернон Дурсль
Рейтинг: NC-17
Тип: гет
Размер: мини
Отказ: все принадлежит Роулинг, мне только ваши отзывы
Предупреждения: секс, AU, хэппи-энд
Саммари: Петуния Эванс выходит замуж за Вернона и вспоминает свою настоящую любовь…
От автора: написано для HP-Ficathon 2010 для Эллы-Энн по заявке: фик про Петунию и Сириуса, с NCой и хеппи-эндом

- Алиса уже пришла, - мама заглянула в спальню после короткого стука: видимо, мое молчание было принято за приглашение войти. - Ты готова, дорогая?
- Да, – ответила я, задумчиво покусывая губу.
Оставшись вполне довольна таким ответом, мама кивнула и исчезла за дверью, в которую через пару минут постучалась пухленькая молодая женщина – визажист и парикмахер в одном лице. Ее-то мама и пригласила, чтобы приготовить меня к свадьбе.
Свадьба, какое слово! Это и надежда, и любовь, и хлопоты. Все нужно учесть.
Вернон сделал мне предложение в минувшем сентябре, и весь груз предсвадебных хлопот я взяла на себя, о чем вскоре пожалела, – таким муторным оказалось это дело.
Ждать помощи от Вернона, как оказалось, было бесполезно. «Выбери то, что нравится тебе, мне все равно!» - только это я от него и слышала. А когда задумалась о церковном убранстве, с удивлением поняла, что ведь и мне все равно. Нет никакой разницы, сколько будет цветов, каким окажется мое платье, да и будет ли свадьба – тоже, если честно. Сначала я растерялась, поразившись собственным мыслям, а потом решительно заявила маме, что не стану заниматься свадьбой сама. Найму специалиста, и пусть он подбирает все по цвету и тону. Единственное, что я уже успела заказать - это свадебное платье. Но оно ведь было для Сириуса…
- Все готово, - прервала мои размышления Алиса. – Устраивайся на стуле поудобнее, сидеть тебе придется долго. Начнем с прически.
Не прекращая болтать, она взяла расческу, намереваясь, видимо, превратить тусклый пучок моих волос в роскошную шевелюру. Как я всегда завидовала Лили, у нее-то волосы у нее густые, красивого рыжего оттенка, - настоящая грива! Не то, что у меня...
Впрочем, незачем тосковать: мамина подруга утверждала, что Алиса – просто кладезь, она даже из трех волосинок отличную прическу сделает.
- Что же мы сделаем с твоими волосами? – спрашивает Алиса.
Я удивленно поднимаю на неё глаза. Все уже обговорено не один раз, разве не так? Вернон предложил уложить мои волосы в виде короны, а потом украсить цветами. И я согласилась.
- Мы ведь уже говорили об этом, - удивленно отвечаю я.
- Понимаешь, Петуния... Та прическа, которую хочет твой жених, очень плохо гармонирует с твоими волосами, они ведь у тебя мягкие и тонкие. Я бы предложила сделать кое-что другое, - её пальцы легко порхают вокруг моего лица и волос. – Вот здесь мы приподнимем, здесь начешем, сюда выпустим несколько локонов, переплетем их с цветами, и у тебя будет просто прелестный вид. Ну, доверишься мне? Или будешь упорствовать? – в голосе Алисы нет ни капли иронии, только интерес. Мне вспоминаются мамины слова: Алиса ведь считается лучшим парикмахеров в городе. Почему бы, в конце концов, ее не послушать?
- Я согласна. Делайте, как считаете нужным.
- Отлично, - она ободряюще улыбается мне. – А теперь наберись терпения или, лучше всего, подумай пока о своем любимом. Главное - не двигайся и не верти головой.
- Хорошо, - покорно соглашаюсь я и закрываю глаза.

«…- Я ненавижу и тебя, и этого противного Северуса, - кричу я прямо Лили в лицо и, резко развернувшись, бегу прочь, стремясь оказаться от нее как можно дальше.
Но на перроне толпа народа, и мне приходиться буквально продираться сквозь нее. Я чувствую себя мухой, увязшей в банке с вареньем.
- Глаза разуй! И смотри куда идешь.
Я только сейчас замечаю, что кого-то толкнула, но, Господи, я так зла, что даже рада поводу сорваться и выплеснуть всю ту ярость, что во мне накопилась.
- Сам под ноги смотри, придурок, - я оборачиваюсь и вижу перед собой высокого мальчишку с резкими чертами лица. Он уже одет в школьную мантию, - да, я прекрасно узнала этот смешной чехол, который Лили всякий с такой гордостью демонстрирует родителям.
Он удивленно смотрит на меня: видимо, ждал что я извинюсь.
- Ты что, с дуба упала? – грубо спрашивает он. – Психованная какая-то, - говорит он - уже не мне, а какому-то мальчику, стоявшему рядом. Внешне они не очень похожи, но то, что братья, я почему-то понимаю сразу.
- Сам ты сумасшедший! – ору я. – Вы все здесь сумасшедшие, и школа ваша для психов!!! Выдав все это, я неожиданно успокаиваюсь и уже поворачиваюсь, чтобы уйти, но, зацепившись туфелькой за край мантии мальчишки, со всего размаха шлепаюсь задницей на перрон.
Это так больно, что на глазах выступают слезы
- А ты не только грубиянка, но еще и плакса к тому же! – слышу я презрительный голос над собой. Мальчишка смотрит на меня и усмехается. Потом они с братом молча разворачиваются и уходят дальше, вдоль перрона…»

В это момент я чувствую укол и открываю глаза.
- Извини, это случайно, - в голосе Алисы слышатся виноватые нотки.
- Ничего, - мне действительно больно, но я поспешно закрываю глаза и опять проваливаюсь в воспоминания…

« - Пойдем, Туни, тебе понравится, - убеждает меня Лили. Сегодна она уезжает, это ее седьмой курс. Последний. Все предыдущие годы я упорно отказывалась проводить сестру на перрон, хотя, чего уж скрывать, мне хочется еще раз увидеть и вокзал, и волшебный поезд.
- Ну, хорошо, - соглашаюсь я – таким тоном, будто делаю одолжение. – Раз уж родители не могут тебя проводить, это сделаю я.
- Спасибо, а я познакомлю тебя со своими школьными друзьями, - Лили улыбается мне, и я понимаю, что все зря, трюк не прошел. Сестра отлично понимает, кто и кому на самом деле делает одолжение.
... И вот я снова там. Внимательно оглядываюсь вокруг, стараясь не упустить ни единой детали. И против воли сердце схватывает от зависти.
«Почему она?» - в сотый раз спрашиваю себя я. И в очередной раз представляю, что это я волшебница и я еду сегодня в Хогвартс. Вместо приветственных криков с именем сестры я представляю, что кричат мое имя. И тут меня окликает голос Лили:
- Туни, иди сюда.
Я покорно поворачиваюсь и иду в её сторону.
- Это Мэри Макдональд, мы с ней живем в одной спальне, - Лили представляет меня темноволосой симпатичной девушке. Та приветливо улыбается, спрашивает, где я учусь.
Я терпеливо отвечаю, а потом сама задаю очень интересующий меня вопрос:
- А ты волшебница от родителей или как Лили? – получается очень неуклюже, и я готова покраснеть со стыда. Вот сейчас она усмехнется и...
Но она понимает мой вопрос и, продолжая улыбаться, спокойно отвечает:
- Я тоже магглорожденная, как и Лили.
Улыбка у нее такая искренняя, что остается только скрипеть зубами со злости. «Неужели я неисправима и вынуждена до конца жизни завидовать всем волшебникам?» - с тоской думаю я.
И тут замечаю взгляд Лили. Лили, которую не смогла обмануть ни моя бравада, ни моя ложь: она прекрасно знает, как мне на самом деле это интересно. И всегда привозит из школы что-нибудь волшебное, но не требующее колдовства. Один год это был маленький шарик с крыльями - снитч, кажется: так Лили его называла. Но он улетел от меня на второй день, а сестра, смеясь, пояснила, что так и положено: трудно удержать снитч, а поймать еще труднее. Потом я слышала её ссору с Северусом, который говорил, что она не должна рисковать, привозя в маггловский мир такие вещи. После этого сестра привозила уже только что-то менее подвижное. Но особенно мне нравились её фотографии - не те, что у нас, нормальных людей, а живые – такие, словно видеоклип смотришь с кратким сюжетом. Сестра даже пообещала в следующем году сфотографировать меня и проявить в специальном волшебном растворе.
- Я, наверно, пойду, - тихо говорю я. – А то мне еще домой добираться.
- Да, спасибо, что проводила, - Лили обнимает меня и целует на прощание. – До встречи на Рождество.
Тут её кто-то в очередной раз окликает, она отворачивается, и я стремительно убегаю. Я обманула Лили: мне просто не хочется стоять рядом с ней и слышать шепот: «Это маггла, её родная сестра!» Я хочу постоять здесь одна и хоть на несколько минут сделать вид, что я тоже волшебница и жду своего поезда.
Я осторожно выглядываю из-за колонны, и тут на меня налетает кто-то и, споткнувшись, падает на пол, увлекая за собой и меня.
- Черт, - ругаюсь я, беспомощно распластавшись на чем-то мягком.
- Это не черт, это всего лишь я, - раздается мужской голос – прямо подо мной. И обхватив меня за талию, еще незнакомый парень медленно поднимается.
- Ты - нахал, - взвизгиваю я. – Отпусти меня немедленно.
- Без проблем, - он и правда отпускает, я снова падаю на перрон ,- только уже прямо на цементный пол, без мягкой подстилки, которая на самом деле была его телом.
- Кретин! - разозлившись, я хочу резко вскочить, но поднимаюсь с трудом: ушиб довольно сильный.
- Опять не понравилось? – весело смеется парень. – Какая ты недовольная, а ведь я всего лишь сделал, как ты просила.
Я встречаюсь с ним взглядом. Он узнает меня первым.
- А, это снова ты? Давненько не виделись. И ты снова меня чуть не убила.
Я тоже его узнаю.
- Жаль, но, может быть, мне в следующий раз повезет! – цедя слова сквозь зубы, отвечаю я.
- Обязательно, - ухмыляется он. – Жизнь любит терпеливых и упорных. А ты ведь такая?
- Такая, - соглашаясь с ним, я поворачиваюсь, чтобы уйти.
- Эй, а как тебя зовут, терпеливая? – насмешливо окликает он меня.
- А тебе зачем?
- Должен же я знать имя своей мучительницы, - он откровенно смеется.
- Петуния Эванс, - отвечаю я. – А тебя как зовут?
- Ты сестра Лили? А я Сириус Блэк. Она тебе обо мне не рассказывала? – он многозначительно усмехается, и я думаю, что это, наверно, очередной поклонник моей вертихвостки-сестры.
- Рассказывала, что ты забияка и самый большой бабник в школе, - так же ехидно отвечаю я.
- О! Какая Лили прелесть, это самый лучший комплимент, который я мог от неё ожидать, - он заразительно смеется.
Я удивлена тем, что он, кажется, ни капли не злится на меня.
Тут раздается гудок паровоза.
- Ну пока, терпеливая! В следующий раз я буду здесь на рождество: смотри, не упусти свой шанс, - он улыбается мне в последний раз и вместе со всей толпой устремляется в поезд. А я остаюсь на перроне…

- Петуния… Петуния, - голос Алисы снова вырывает меня из воспоминаний. – Cкоро все будет готово, но мне нужно помыть руки перед тем, как я сделаю еще кое-что. Где у вас ванная комната?
- По коридору слева вторая дверь, - отвечаю я. – Можно посмотреться в зеркало?
- Лучше не надо: половина работы только смажет весь эффект. Потерпи немного.
С этими словами Алиса исчезает за дверью. Мне хочется увидеть себя – красивую и нарядную, какой и должна выглядеть невеста накануне собственной свадьбы. Но внезапно это желание пропадает, растворяется как дымка, и я снова покорно закрываю глаза.

Я чувствую себя так, словно между ног мне вбивают кол. Пытаюсь оттолкнуть Вернона, но он слишком тяжел: мне с ним, конечно, не справиться, да он и не замечает, наверно, что делает мне больно. И тогда я смиряюсь и просто жду, когда он кончит. Отвратительно... Впрочем, никто меня и не заставлял. Сама ведь согласилась.

…- Боже, ты девственница! В твои-то годы?! – это я слышала в университете с первых дней. Какое до этого дело моим сокурсницам? Какая же я дура: рассказала всего одной девушке и при этом умудрилась попасть на главную сплетницу университета.
И мучаюсь я теперь именно по ее вине.
- О, ты не представляешь себе, что такое настоящий секс! Я обожаю, когда парень делает это медленно, не торопясь, а потом отступает и... снова в атаку. И тебе, кстати, уже пора. От этого все прыщи как рукой снимает, - вот что я слышала от Кристины на протяжении последних шести месяцев.
Я уверяла ее в том, что у меня нет никаких прыщей, а также в том, что вполне могу подождать с сексом до замужества, но это не помогало.
Кристина обрабатывала меня день и ночь, все время убеждая в необходимости расстаться с девственностью. Даже предлагала мне с этой целью своих приятелей, но тут уж я стояла насмерть, утверждая, что сделаю это впервые только со своим парнем.
И вот у меня появился парень, Вернон Дурсль, четырьмя годами старше. Он уже выучился и теперь работал в отцовской фирме по производству дрелей, - неплохая партия, чего греха таить. Мы встречались четыре месяца, когда я решила, что с невинностью можно и расстаться. Кристина снова меня удивила, начав отговаривать:
- Вернон твой - увалень и дурак! Сомневаюсь, что он вообще знает, как доставить девушке удовольствие, а первый раз очень важен. И вообще, что ты в нем нашла?
- Он щедрый, верный и перспективный.
- Какой он перспективный? В чем? В том, что станет владельцем фирмы отца? Тебе всего девятнадцать. У тебя таких еще знаешь, сколько будет!
- Он очень серьезный и... любит меня.
- Ха! Еще бы ему тебя не любить, если ты единственная, кто выдерживает его общество больше часа! Я бы его уже на третьей минуте убила бы! Или скорее на второй.
И вот теперь я на собственном опыте убедилась, что Кристина была права: секс с Верноном не принес мне ничего, кроме боли и разочарования.
…Он продолжает пыхтеть надо мной, и наконец останавливается. Я чувствую, как что-то горячее и липкое течет по ноге.
- Ты такая сладкая, - шепчет он мне. – А тебе было хорошо со мной?
Меня передергивает от отвращения, но Вернон принимает мою гримасу за счастливую улыбку и стискивает мою левую грудь вспотевшей рукой.
- Мы обязательно повторим это еще, - обещает мне он, а я с ужасом вскакиваю.
- Извини, мне надо в душ, - лепечу я и быстро скрываюсь в ванной.
Там я включаю воду на полную мощность, не желая, чтобы Вернон услышал, как я плачу.

Алиса возвращается в комнату.
- Теперь приступим к макияжу, - она улыбается мне и начинает перебирать свои баночки, тубы и прочее. А я не чувствую ничего, даже не хочу, чтобы она поскорее с этим покончила.
Вместо этого я снова закрываю глаза и …

продолжение в комментариях.

@темы: R, NC-17, Вернон Дурсль, законченный, мини, фанфик, Петунья Эванс (Дурсль), AU, Сириус Блэк, романс

---

Итоги

[Гет по ГП]

Наш фестиваль закрывается сегодня, и мы благодарим всех, кто принимал в нем участие. И авторов за их работы, и читателей за их внимание, и рецензентов за их отзывы.

Снимаем маски:

название	автор	бета, гамма
Первый вечер новой эпохи	Дервал Л. Санти	фелисфеникс
О Снейпе, феях и Луне	Ифан Карабасовв	Emilee
Однажды полвека спустя	Дашка-Википедия	Nast-ya
Серебряная лань	Lagroffe	-
О причинах и поводах	sine	Флёр~
Такие разные сестры	Lagroffe	-
31 октября	Lagroffe	-
За пригоршню галлеонов...	Дашка-Википедия соавтор Депрессивный хорёк	Депрессивный хорёк
Невзаимность	troyachka	neeta,  Nat-al-lee
Добрая девочка	Ammalin	-
Подарок судьбы	vlad_	мараморочка
Прекрасный	almond_land	-
Одна на двоих	tiger_black	kasmunaut,  Моряна
В жизни и посмертии	Sirins	Дюша
Пламенный мотор	svetlana_ste	-
Выздоровление	Nast-ya	Farin
Ледяная вода	alter-sweet-ego	-
Последний шаг	silver_autumn	Sautille
Путешественник	Hahnenfeder	-
Ненавижу и люблю	tiger_black	kasmunaut
А еще я умею играть на фортепиано	Barra-Topset	anomalia
Первый урок маггловедения	neeta	-
Слишком много Блэков	rose_rose	Иван Кублаханов

И поздравляем победителей тотализатора, ими, угадав по 6 авторов, стали  troyachka и  svetlana_ste.

@темы: Вспомнить все

---

Тотализатор

[Гет по ГП]

Угадываем авторов

Список работ:

Первый вечер новой эпохи

О Снейпе, феях и Луне

Однажды полвека спустя

Серебряная лань

О причинах и поводах

Такие разные сестры

31 октября

За пригоршню галлеонов...

Невзаимность

Добрая девочка

Подарок судьбы

Прекрасный

Одна на двоих

В жизни и посмертии

Пламенный мотор

Выздоровление

Ледяная вода

Последний шаг

Путешественник

Ненавижу и люблю

А еще я умею играть на фортепиано

Первый урок маггловедения

Слишком много Блэков

Список авторов

 sine
 Ифан Карабасовв
 Дервал Л. Санти
 Дашка-Википедия
 Lagroffe
 vlad_
 troyachka
 Ammalin
 tiger_black
 almond_land
 neeta
 Sirins
 svetlana_ste
 Nat-al-lee
 Sungreal
 Hahnenfeder
 jesska
 Barra-Topset
 rose_rose
 alter-sweet-ego
 Nast-ya
 silver_autumn

Тотализатор прекращает работу за сутки до окончания феста, т.е. 14 октября 2011 года.
15 октября будут сняты маски и торжественно объявлены благодарности.

запись создана: 02.10.2011 в 11:49

@темы: Вспомнить все

---

Обзоры феста.

[Гет по ГП]

Обзор от  sine - все фики
Озор от  vlad_ - все фики
Обзор от  troyachka - все фики
Обзор от  alter-sweet-ego - все фики
Обзор от  almond_land - все фики
Обзор от  Ksandria - 14 фиков
Обзор от  Флёр~ (ссылка на жж) - все фики
Обзор от  rose_rose - все фики
Обзор от ~Северус~ - 5 фиков
Обзор от  Lagroffe - 9 фиков
Обзор от  tiger_black - все фики
Обзор от  glory_me - 7 фиков

Если вы пишете обзоры, пожалуйста, отмечайтесь в комментариях к посту.

запись создана: 30.09.2011 в 13:36

@темы: Вспомнить все

---

Список работ.

[Гет по ГП]

Первый вечер новой эпохи

О Снейпе, феях и Луне

Однажды полвека спустя

Серебряная лань

О причинах и поводах

Такие разные сестры

31 октября

За пригоршню галлеонов...

Невзаимность

Добрая девочка

Подарок судьбы

Прекрасный

Одна на двоих

В жизни и посмертии

Пламенный мотор

Выздоровление

Ледяная вода

Последний шаг

Путешественник

Ненавижу и люблю

А еще я умею играть на фортепиано

Первый урок маггловедения

Слишком много Блэков

запись создана: 30.09.2011 в 07:46

@темы: Вспомнить все

---

Фанфик по заявке № 51.

[Гет по ГП]

Название: «Слишком много Блэков»
Автор:  rose_rose
Бета:  Иван Кублаханов
Рейтинг: PG
Тип: джен
Пейринг: Вальбурга Блэк, Сириус Блэк и другие Блэки
Жанр: драма
Аннотация: заявка №51. Сириус Блэк| Семья Блэк. Как, когда и за что Сириуса выжгли с гобелена?
Отказ: все принадлежит Дж.К.Роулинг
Комментарий: написано на канонный фест по пропущенным моментам «Вспомнить все».
Примечания: POV Кричера
Статус: закончен

…Я так думаю, все это оттого случилось, что мисс Вальбурге слишком много власти дали. У Блэков как было заведено? Всегда в семье был старший, на кого все смотрели, кого слушались, кто всегда всех рассудить мог. Пока во главе стола сидел мастер Арктурус, в семье спокойно было. Хоть и ругались, конечно, – Блэки всегда друг с другом ругались, что твои кошка с собакой. Но уж до такого при Арктурусе бы не дошло. Уважаемый был человек, мудрый. Только когда ему за шестьдесят пять перевалило, сдавать он стал. Вроде и не возраст для волшебника – шестьдесят пять. Вон, директор этот хогвартский – у Блэков-то его не сильно почитали, не то что мастера Финеаса – а все ж таки, каков бы ни был, но дожил до ста шестнадцати лет, да и не своей смертью умер. Ну да не о нем речь. Видит Мерлин, я у Блэков двести лет, почитай, прожил, не одно поколение вынянчил – и служил им верой и правдой, и уважал, хотя чего только за эти двести лет не бывало… слова дурного о них не сказал никогда. Но была в них какая-то червоточинка. Рано они умирали и нехорошо, будто злой рок их преследовал. Не моего ума дело, да только всегда мне казалось, что тут что-то нечисто – будто проклял их кто… вот и случилось все так, как случилось.
Мастер Арктурус к семидесяти совсем плох стал, будто старик дряхлый. Сказал, что не может больше старейшиной быть, и чтобы другой кто, помоложе, на себя эту обузу взял. А кто помоложе? Его собственные братья давно уже в сырой земле лежали. Из детишек мастера Сигнуса – старшего то есть Сигнуса – и мисс Ирмы был мастер Поллукс, батюшка мисс Вальбурги. Только они с мисс Ирмой уж двадцать лет как на континенте жили, и возвращаться не собирались. Мастер Поллукс так брату и отписал: мол, не желаю я возвращаться, и не ждите даже. И климат, мол, у вас в Англии, вредный, и еда невкусная, а пуще всего, мол, то, что в Англии Блэков слишком много. Мастер Арктурус как это вот прочитал – «у вас в Англии» да «слишком много Блэков» – так в братнину сову кочергой запустил и отвечать на письмо не стал. Это мне их эльфийка, Доффи, рассказывала. Я ж говорю, Блэки завсегда горячие были и мирно друг с другом не жили. Хотя мастер Арктурус-то еще ничего был.
А кроме мастера Поллукса кто оставался? Мисс Кассиопею в расчет не брали – она незамужняя была, считалась в старейшины непригодной. Если бы еще хоть вдовая – тогда ничего. А незамужняя девица – так у Блэков считалось – жизни не знает и семьей править не может.
Ну вот. А из молодых мисс Вальбурга старшей была. С семьдесят второго года и стала она главой семьи.
Я-то ведь их всех еще ребятишками помню. И мастера Ориона, и мисс Вальбургу, и мастера Альфарда, и молодого мастера Сигнуса. Мисс Вальбургу, мастера Альфарда и мастера Сигнуса больше, конечно, – я ж в их доме жил. Так вот – мисс Вальбурга никогда удержу не знала. Вольная была очень. Да и то сказать – с чего бы ей вольной не быть? Родители-то никогда ей ничего не запрещали. Все говорят, любили они ее очень… А только я так скажу: себя они любили. Детям ведь не только баловство, но и строгость нужна. А мастер Поллукс да мисс Ирма все по балам да по театрам, а деток расцелуют, подарки сунут – и снова к нянюшкам отправят. И что там в детской творится – ни сном, ни духом.
Вот они и выросли, как выросли. Мисс Вальбурга ведь не злая была. Я от нее за всю жизнь слова дурного не слышал. Ну то есть потом-то слышал, когда все случилось… но это она уж не в себе была. Жалко мне было ее, я и терпел – не оттого, что моя доля подневольная, а оттого, что если бы не я, она б совсем одна в доме осталась. Она ж всех эльфов разогнала – а нас добрый десяток был. Дом-то старый, и род древний. Когда еще мисс Вальбурга и мастер Орион молодыми были, всегда дым стоял коромыслом, гости, обеды, танцы… бывало, гостиную увеличат, музыкантов позовут – и пляшут до утра. Мы только успевали поворачиваться, чтобы все устроить да всех обслужить. Это потом, когда уж мисс Вальбурга одна осталась, работы не стало, почитай. А она, бывало, как рассердится – и ну проклятьями швыряться… да ладно бы проклятьями – одежда так и летела. Постепенно всех и разогнала. Кто куда пошел – я их всех из виду потерял, не до того было… А я остался. Иногда невмоготу было – и ругается мисс Вальбурга с утра до вечера, и Круцио запустит, и Авада над головой пролетала… Порой уж думаю: все, нет сил моих терпеть – как в следующий раз швырнет чулок свой или накидку, так поймаю, и только меня здесь и видели. Но потом как подумаю, что с ней одной тут будет… Так и уворачивался. Все шесть лет уворачивался, пока мисс Вальбурга не преставилась. Эх…
Все я вперед забегаю. Мисс Вальбурга меня тоже всегда ругала. Спросит о чем-нибудь, а я как начну рассказывать, и все у меня путано выходит. Она и говорила всегда: «Экой ты путаник, Кричер, ничего у тебя не понять, говори по порядку». А мне уж поздно учиться, как умею – так и говорю.
Я так думаю, все началось со свадьбы мисс Энди. Не зря мастер Орион говорил: не вмешивайся, мол, Вэл, пущай сами разбираются. Он ее так завсегда называл – «Вэл». И кто говорит, что не было между ними любви – неправда это. Уж я-то знаю. Когда они только поженились, мастер Орион на нее надышаться не мог. Все терпел – характер ее, причуды… командовать собой позволял. Мастер Орион тихий был, все в библиотеке сидел да книжки читал. А заправляла всем мисс Вальбурга.
Вот и тогда. Мастер Орион говорит: не вмешивайся, мол. А мисс Вальбурга как давай ногами топать: как, мол, ты так можешь, или для тебя семейная честь – пустой звук? Она-то сама всегда о чести Блэков пеклась, одна у нее присказка была: «Мы – древнейший и благороднейший дом и должны держать знамя высоко». Так сама жила, так и другим велела. А спорили они тогда о свадьбе мисс Энди. Мыслимое ли дело – чистокровная Блэк за маггла замуж собралась, без родительского благословения и без разрешения старейшины рода! Сколько обо всем этом было говорено-переговорено – и когда молодой мастер Сигнус с мисс Друэллой приходили, и без них. Мисс Энди, помнится, и уговаривали всей семьей, и ругали, и умоляли, и грозили. Да все без толку – как бес в нее вселился. Уперлась, что твой осел, – подавай ей этого Тонкса и все. Из семьи только мастер Альфард все за нее заступался, но ему и слова сказать не давали. Он потом и вовсе перестал на эти семейные советы ходить, отговаривался делами да болезнями.
Что там и как в семье мастера Сигнуса в конце концов случилось, я не знаю – мне и эльфы тамошние не говорили, не видели они. Знаю только, что однажды, пока родителей дома не было, мисс Энди собрала чемоданчик да и ушла. Вроде бы дома тогда мисс Белла была, и они повздорили сильно. И говорила мне их горничная, что мисс Энди не просто так, ножками, ушла, и не на «Ночном рыцаре» уехала, а ждал ее за воротами парень на этом… страшилище маггловском… мотоцикле. Я их, прости Мерлин, только на картинках-то и видел, у мастера Сириуса в комнате висели. Меня сколько раз мисс Вальбурга просила их снять тайком, но это я уж никак не мог – мастер Сириус заклятья на них наложил. Я, когда в его комнате убирался, от этого срама отворачивался, как мог, – ведь не только чудищ этих железных, так еще и девиц маггловских понавешал, голых прямо, тьфу…
Опять я не о том. Я ж про свадьбу мисс Энди хотел. Через две недели, значит, родители ее письмо получают: так, мол, и так, пожалуйте в это воскресенье на свадьбу. Слезы, крики, беготня. Мисс Друэлла за сердце хватается, мастер Сигнус палочкой размахивает, мисс Белла грозится жениха истребить вместе со всей его семьей. Мисс Цисси, которая на каникулы приехала, плачет в три ручья.
Мастеру Ориону и мисс Вальбурге, конечно, мисс Энди приглашения не присылала. Знала, как они на него посмотрят. А мастеру Сириусу, видимо, что-то отправила-таки. Мастер Сириус тогда ведь совсем мальчик был, тринадцать лет всего. Мисс Энди всегда детей любила – бывало, как приедут к нам, так мисс Цисси у мисс Вальбурги ее шкатулку с драгоценностями поиграть выпрашивает, мисс Белла вечно что-нибудь затеет этакое – чтоб обязательно верховодить, а мисс Энди с малышами возится – книжки им читает, игры для них придумывает. С сестрами-то они не очень дружили. Мастер Сириус души в ней не чаял – как раскапризничается, бывало, так никто его успокоить не мог, родная маменька – и подавно, а с мисс Энди сразу затихает. Да и мастер Регулус, когда был маленький, ее очень любил…
Вот мисс Энди мастеру Сириусу сову и отправила. Уж не знаю, что она там ему писала, но про свадьбу он знал. Может, из-за того все и получилось… Может, если б все попозже выяснилось, то как-нибудь бы само на нет и сошло… В общем, в то утро мастер Сириус с матерью опять поругался. Она ему давай выговаривать про его друзей: мол, водится со всякой швалью – ладно, угораздило в Гриффиндор попасть, но ведь и в Гриффиндоре дети из приличных семей попадаются, ан нет, им с Поттером обязательно нужно замараться о паршивых полукровок, этих Люпина с Петтигрю, и как только родители Поттера это терпят, неужто им не противно, с кем их сын общается… В общем, она его и так, и этак, а мастер Сириус слушал-слушал молча, а потом как заорет: мол, у Поттера родители нормальные, не то, что у него самого, – они людей по чистоте крови не судят. Так и сказал. И еще говорит: вырасту – уйду из дома, как Энди. Мисс Вальбурга тогда ему ответила: недолго твоя Энди будет от родителей бегать, увидишь – кушать захочется, так и придет домой, как миленькая. А мастер Сириус возьми да и крикни: Энди замуж сегодня выходит за Теда Тонкса, накосите-выкусите, не вернется она никогда.
Мисс Вальбурга, как это услышала, мастеру Сириусу пощечину дала, а сама собралась к молодому мастеру Сигнусу. Сказала, нельзя такое терпеть: мол, мисс Энди – предательница крови, и в семье ей не место. Как мастер Орион ни пытался ее отговорить, все бесполезно было. Так и отправилась к мастеру Сигнусу и мисс Друэлле. Мне уж потом их Бонки рассказывал, что мисс Вальбурга явилась и потребовала, чтобы они от своей дочери отреклись и прокляли ее. Говорила, что если они не отрекутся, то она их самих будет предателями крови считать. А мисс Друэлла – она ведь такая гордая была… как они с мисс Вальбургой встречались, так только искры летели. Невзлюбила ее мисс Вальбурга с первой встречи. Правду, сказать, мисс Друэлла-то красавица была. Мисс Цисси точь-в-точь на нее похожа. Как зайдет в гостиную – так все головы поворачивают. Мисс Вальбурга в молодости тоже была хороша, но уж больно строга да сурова. Ее больше побаивались, а к мисс Друэлле кавалеры так и слетались. Это одно. А другое – уж больно мисс Вальбурга была своей семьей горда. Розье тоже чистокровные, но, конечно, Блэкам не чета. Да и то сказать – кто тогда с Блэками сравниться мог? Многие древние роды поугасали… А теперь и род Блэков угас. Кровь еще теплится, а имя уже исчезло, нет больше Блэков среди английских волшебников… Как подумаю об этом, сердце разрывается. Вот, значит, мисс Вальбурга на мисс Друэллу и смотрела свысока. А та, конечно, злилась. Так и тогда – я думаю, мисс Друэлла нипочем бы не захотела от дочери отказываться. Да и не в заводе это было у Розье. Конечно, семья чистокровная, но все-таки таких строгостей, как у Блэков, у них отродясь не было. Но когда мисс Вальбурга ее происхождением попрекнула – мол, конечно, для вас, у которых денежки молодые, честь семьи ничто, вот ты и готова дочери разрешить хоть за маггла выходить, хоть за гоблина – тогда-то у мисс Друэллы гордость и взыграла. Не смогла она стерпеть, чтобы ее хуже Блэков считали, чтобы говорили, что для нее честь – ничто.
А мастер Сигнус – тот с детства старшую сестру слушаться привык. Та ведь его всему учила, пока мастер Поллукс и мисс Ирма по балам раскатывали.
Вот так. Мисс Друэлла, почитай, под диктовку мисс Вальбурги письмо дочери написала и тут же совой отправила. Уж не знаю, что там было написано, – но уж точно не благословение родительское. А мисс Вальбурга, как домой вернулась, прямиком к гобелену пошла и мисс Энди с него выжгла. По блэковским обычаям это означало, что такой человек теперь семье чужой – ни наследовать не может, ни в дом зайти, на котором защита от чужого стоит… и мы, эльфы, ясное дело, приказы от него принимать не обязаны.
Мастер Орион только головой качал, на все это глядя, – не по нраву ему было. А мастер Альфард в тот же вечер через камин заявился, и уж такая у них ссора была с мисс Вальбургой – чуть Непростительные не полетели. Он кричал, что она сама себе яму роет и что настанет еще время, когда она пожалеет, что всех от себя оттолкнула. А она, само собой, про то, что он – выродок из рода Блэков и чтоб не смел больше в их доме появляться, а то она и его следующим выжжет. Ну, мастер Альфард только плюнул да сказал, что она может хоть весь гобелен проклятый сжечь, да и дом с ним в придачу. Больше я его у нас не видел.
Мастер Сириус с мастером Регулусом тоже в тот день подрались. Мастер Регулус-то был, как говорится, маменькин сынок, во всем мисс Вальбургу слушал, вот он и сказал, что теперь мисс Энди любить не станет, раз мама говорит, что она предательница крови. А мастер Сириус сказал, что он сам предатель – неужто не помнит, сколько хорошего им кузина сделала, – и отлупил брата почем зря. Тот тоже в долгу не остался, но мастер Сириус постарше да покрепче был.
Так и не стало в семье мира. Мастер Сигнус и мисс Друэлла тоже после этого в гости ходить почти перестали, а если приходили, то держались холодно.
Мастер Сириус через три года из дома ушел, ему как раз шестнадцать исполнилось. Тогда уж вовсю в газетах писали про Сами-знаете-кого, только о нем и разговоров везде было. Мастер Сириус и мастер Регулус тогда на каникулы приехали. Вот за ужином разговор и зашел о том, что в мире творится. Мисс Вальбурга, как водится, и давай говорить: мистер Риддл то, мистер Риддл се – она-то Сами-знаете-кого по старинке называла, в школе еще училась с ним. А мастер Сириус кинулся ей возражать: мол, твой «мистер Риддл» – просто бандит с большой дороги и те, кто вместе с ним, бандиты. Слово за слово, тут и мастер Орион встрял, и мастер Регулус… В общем, мастер Сириус и сказал: мол, раз вам Сами-знаете-кто так нравится, то, может, вам, дорогие родители, тоже капюшоны напялить да пойти по ночам магглов громить. А Вальбурга ему в ответ: мы с отцом слишком стары для такого, но я бы была горда, если бы мои сыновья присоединились к сторонникам мистера Риддла. На тебя, мол, надежды нет, а Регулус, может, еще принесет семье славу. Мастер Сириус на мастера Регулуса посмотрел – а тот сидит гордый от материнского внимания да головой кивает. Тут мастер Сириус так в лице поменялся – я его и не видел таким. Он всегда, как с матерью ссорился, кричал, руками махал, а тут будто окаменел – встал из-за стола, обвел всех взглядом, и тихо-тихо так говорит: «Вы мне отвратительны». И лицо и впрямь такое, будто на кучу конского навоза смотрит. Развернулся и пошел из комнаты. Мисс Вальбурга только воздух ртом хватает, а мастер Орион уж не выдержал и, хоть всегда к первенцу был снисходителен, как рявкнет: если, мол, уйдешь сейчас, назад можешь не возвращаться. Тогда мастер Сириус повернулся, прямо в глаза отцу посмотрел и так же тихо говорит: «Спасибо, отец, так и сделаю».
И все. Заперся в комнате, в тот же вечер собрал вещи и ночью, пока все спали, уехал на «Ночном рыцаре». Потом сову прислал, а в письме одна строчка всего: «Домой не вернусь. Прощайте». Мисс Вальбурга тогда все-таки разузнала, где он, и миссис Поттер письмо написала, требовала Сириусу от дома отказать. Только не вышло на этот раз по ее. Миссис Поттер написала, что Сириус – мальчик уже большой, в их доме он гость, и выгонять она его не будет, а ежели родителям он нужен, то пусть прямо ему и пишут. Это письмо мисс Вальбурга в камин швырнула и ругала миссис Поттер ругательски – мол, пригрела змею на груди, Люпин с Петтигрю еще, оказывается, полбеды, а надо была мастеру Сириусу с Поттером запрещать общаться, раз у него такие родители наглые да бесчувственные.
Только то, что болтают, – будто бы, как мастер Сириус ушел, так его с гобелена выжгли, – это выдумки. Не так все было. Мастеру Сириусу ведь шестнадцать лет тогда было – чего не бывает в шестнадцать лет, почудит да и вернется. И ушел ведь не куда-то, а к другу, чистокровному причем. Не такое это дело, чтоб за него от первенца отрекаться. Мисс Вальбурга, конечно, зла на него была, да и мастер Орион тоже. Мастер Сигнус и мисс Друэлла косо посматривали, мисс Белла и вовсе зеленела вся, как о Сириусе говорили; если семья собиралась, то так и норовили на мастера Сириуса намекнуть. Только мисс Вальбурга все эти разговоры живо обрывала. Всегда говорила: нагуляется и вернется.
Потом мастер Альфард умер. Совсем молодой ведь был. Несчастный случай с гиппогрифом. Мисс Вальбурга и мастер Орион тогда уж с ним не общались почти. Но на похороны сходили, все чин по чину. Мастер Сириус на тех похоронах тоже был. Что уж и как там было, я не знаю, сам не видел – да и из наших никого рядом не было. Но помириться точно не помирились. Как завещание огласили – выяснилось, что мастер Альфард состояние пополам поделил, между мисс Энди и мастером Сириусом. Это, конечно, против правил семьи было, но такой уж он всегда был – паршивая овца, да и только.
Может, и тогда бы все еще обошлось. Только вскоре после этого заявились к нам мастер Сигнус и мисс Друэлла – а с ними мисс Белла. Мрачные такие. Мы, говорят, Вальбурга, обращаемся к тебе как к старейшине рода. Сколько еще ты будешь закрывать глаза на то, что делает твой сын? Мисс Вальбурга опять им говорит: подумаешь, нагуляется да вернется. А мисс Друэлла ей в ответ: сколько, мол, ты себя еще обманывать будешь, к чему ему возвращаться, денег ему Альфард предостаточно оставил. Вальбурга ей: не твоего, мол, ума дело. Тут мисс Друэлла и говорит: так, мол, и так, что ушел из дома – это, конечно, полбеды, он мужчина, его право. Но вот что твой сын готов против своей семьи сражаться – это уже другое дело. Скажи, мол, ей, Белла. А мисс Белла подтверждает: да, мол, она сама его видела, он и в нее заклятьем целился. Тогда уж вся семья знала, что мисс Белла и ее супруг – Пожиратели смерти и у Сами-знаете-кого в любимчиках. Позвали тут и мастера Регулуса, спрашивали у него – не видел ли брата в рядах противника. Тот, правда, весь пятнами пошел, но сказал, что не видел.
А те – семейство мастера Сигнуса – значит, не унимаются. Мол, и супруг мисс Цисси мастера Сириуса видел, ошибки быть не может. Он в дамблдоровскую шайку вступил и теперь против семейных принципов идет.
Мисс Вальбурга, слыша это, побледнела, как смерть. Молчит, губу только закусила. А мисс Друэлла ей так ехидно: неужели, мол, честь семьи для тебя уже не так дорога? Тут мисс Вальбурга встала и прямиком к гобелену. А мастер Орион ей вслед тихо так: «Вэл…» Только поздно было. Ее остановить, когда она такая, – все равно как против мантикоры выйти. Подошла к гобелену, замерла на мгновение, потом крикнула: «Инсендио!» И все, нет на гобелене мастера Сириуса. А мисс Вальбурга говорит: «Я думаю, Альфарду тут тоже не место», – и снова огнем… А потом повернулась к мастеру Сигнусу, мисс Друэлле и мисс Белле и, ни мускулом не дрогнув, спрашивает: «Ну что, кого еще выжечь?» – и палочку на них направляет. Так они втроем бочком-бочком – да и в камин.
А мисс Вальбурга так и стоит с палочкой в руке, будто окаменела. Мастер Орион к ней подошел и говорит: «Что ж ты творишь, Вальбурга…» Повернулся и ушел. Первый раз он ее назвал не «Вэл», а «Вальбурга». И после этого все, как будто умерла в нем любовь. Вроде так же рядом жили, так же вместе обедали, за одним столом, он всегда с ней вежлив был… а чего-то не стало.
Ну, а дальше уж все только хуже было – и вспоминать не хочется, хотя уж сколько лет прошло.
Когда в следующем году мастер Регулус пропал – я-то знал, что с ним, я, можно сказать, своими руками его на тот свет отправил... не мог ослушаться, но уж как мне больно было – никому этого не расскажешь, словами не выразишь. И сказать никому ничего не мог – видел, как мастер Орион и мисс Вальбурга мучаются, как сына ищут, но на мне обет лежал.
Мастер Орион через месяц после того, как Сириус пропал, умер. Лег спать и не проснулся. Может, и лучше – так… Колдомедик, который приходил, сказал, что это сердце, что спасти его можно было, если б пораньше обратились, – только, сдается мне, мастер Орион сам жить не хотел. Два сына у него было – а не осталось ни одного. И никто не знал, что он перед смертью сделал, – никто, кроме меня. Он права наследования изменил, чтобы дом мастера Сириуса признал, если тот единственным прямым наследником останется. Сколько мастер Орион сил в это вложил – одному Мерлину известно. Это ж не просто завещание переписать. Заклятия семейные были древние, прочные, веками стояли. Может, на это его силы последние и ушли…
На похороны отца мастера Сириуса не позвали. Я так думаю, мисс Вальбурга столько себя убеждала в том, что он предатель и недостойный, что и сама в это поверила. День похорон я как сейчас помню: холодно было и промозгло, дождь шел… я мисс Вальбургу на кладбище сопровождал. Все были – и мисс Лукреция с супругом, и мастер Арктурус в коляске… мисс Белла и мисс Цисси со своими супругами были… только вот никого не было, кто мог бы дальше фамилию Блэк передать. Я еще помню, в кустах в отдалении собака сидела – здоровая, черная. Навроде Грима. Я тогда подумал: что это тут Грим делает, вроде он перед смертью должен приходить, а не после… неужто еще кого-то Мерлин к себе приберет? А потом думаю: а не роду ли Блэк он смерть предсказывает?
Вернулись мы с мисс Вальбургой на площадь Гриммо, а возле дома нас мастер Сириус поджидает. Я хотел было мисс Вальбургу в дом увести, но она вдруг остановилась, как вкопанная. А мастер Сириус ей: «Мама, где Регулус?» Она на него смотрит и молчит. Он мне: «Кричер, отвечай быстро, где Регулус? Ты знаешь что-нибудь?» А я и ослушаться не могу, и ответить не могу, только и смог сказать: «Пропал». Мастер Сириус тогда в мисс Вальбургу вцепился прямо: «Мама, когда он пропал? Ты что-нибудь знаешь? Белла что-нибудь говорила?» – и трясет ее. Мисс Вальбурга все-таки ответила потом: месяц назад, мол, пропал, Белла ничего не знает – говорит, у них его тоже искали, никто не знает. Ни вестей, ничего. Белла говорит, что, видимо, его в живых уже нет, – иначе мистер Риддл смог бы его вызвать. На этих словах мастер Сириус мать отпустил – и на лице снова такое выражение стало, как тогда, за столом, когда он сказал: «Вы мне отвратительны». Смотрит ей прямо в лицо и говорит: «Ну, и каково быть убийцей собственного сына?» Мисс Вальбурга вся побелела – я думал, прямо там скончается. Я в мастера Сириуса руками уперся, толкаю его: «Уходите, уходите!» Он на меня взглянул разок, усмехнулся жутко и зашагал прочь. А я уж кое-как мисс Вальбургу в дом отвел.
После этого она и стала как не в себе. Все в доме переколотила, двери заперла и выходить перестала. Камин тоже заблокировала. Эльфов всех разогнала – ну, я уж говорил… Так мы и жили с ней шесть лет. Вдвоем. А иногда у нее вдруг будто просветление наступало. Сядет вечером у камина, меня позовет – и начинает старые колдографии перебирать, да все мне показывает: помнишь, мол, Кричер? А я помню, всё помню… Как они с мастером Орионом молодые были, как в доме гости не переводились, как двери всегда открыты были… как мастер Сириус и мастер Регулус озорничали… как мы на кухне с остальными эльфами, бывало, по ночам сливочное пиво пили да про хозяев сплетничали… Как вспомню все это – так и не могу на мисс Вальбургу сердиться, даже когда она меня Круциатусом. И все я мастера Сириуса простить не мог – как он мог такое матери сказать, как язык повернулся ее убийцей назвать. Все мне казалось, что если бы он иначе тогда с ней заговорил, то, может, еще и ожил бы наш дом, и хозяйка бы моя ожила.
А теперь что – теперь от Блэков только память осталась…

@темы: Вспомнить все

---

Фанфик по заявке № 22.

[Гет по ГП]

Название: Первый урок маггловедения
Автор:  neeta
Рейтинг: PG
Тип: джен, гет
Размер: мини
Пейринг: Лаванда Браун/Рон Уизли
Жанр: missing scene
Аннотация: Фик по заявке №22. Лаванда Браун. От разрыва с Роном и до Битвы за Хогвартс. Как переживала и о чём думала, как боролась с новым режимом в Школе. А+
Отказ: мир и персонажи собственность Джоан Роулинг
Предупреждение: Неточное исполнение заявки – вместо года в Хогвартсе всего лишь один урок маггловедения.
Комментарий: написано на канонный фест по пропущенным моментам «Вспомнить все».
Статус: закончен

Лаванда Браун смотрит на профессора Алекто Кэрроу. Невысокая приземистая тётка, страшная до жути. Во всех смыслах страшная – и уродливая, и ужасом от неё веет. Низким хриплым голосом Кэрроу рассказывает про магглов – какие они, оказывается, омерзительные существа. Низшая раса. Ага. Сама-то на кого похожа.
Пустое место рядом с Симусом. Нет Дина. Он магглорождённый. Где он сейчас, что с ним? Нет Поттера, нет … У, Мерлин. Лаванда не хочет вспоминать про Уизли. За лето она почти забыла о Роне, правда же, забыла. Сначала ещё вспоминала, иногда плакала, совсем немного. Особенно ночью, перед тем как заснуть. Ворочалась в постели. Его руки, россыпь веснушек на светлой коже, они же всегда ходили за руку, или в обнимку, да что там, их же так тянуло друг к другу, её и Бон-Бона, почему всё по-дурацки не получается в жизни.
Лаванда уже не видит и не слышит Кэрроу.

…Лето было странным. Конечно, их семья никуда не поехала, хотя тётя звала к себе, в Йоркшир, но папа наотрез отказал. Смутное время, всё неясно, надо сидеть тихо. Всё лето! Лаванда сперва сходила с ума от скуки, писала длинные письма Парвати. Та хоть с сестрой, ей веселее. С мамой они перетряхнули весь гардероб, выяснили, что им нечего надеть, выбрались по-тихому в Лондон и устроили себе праздник. Купили очень удачно нарядное платье, сиреневое, в пол, с маленькими газовыми розочками по рукавам и подолу. Платье стройнило Лаванду, глаза казались темнее и больше, кожа – бледнее, и Лаванде это нравилось не передать как. Зеркало отражало интересную, загадочную девушку, прямо не хотелось переодеваться, но они купили ещё милый летний сарафанчик в цветочек и босоножки из плетёных ремешков, в этом Лаванда и вернулась домой. Весь вечер у неё было отличное настроение. А потом снова навалилась тоска.
На следующий день Лаванда немного позагорала за домом, повалялась на расстеленном одеяле, а когда от солнца перед глазами поплыли радужные круги, ушла в тень и сначала поплакала, потом разозлилась на себя, закусила губу и задумалась. Ей надо изменить свою жизнь. Во-первых, с Бон-Боном всё кончено. Есть другие парни, но вообще-то она ни на кого не будет обращать внимание. Ей никто не нужен. Во-вторых, она станет пророчицей. Лаванда погладила свою ладонь. Линии ума, жизни и сердца сплетались в изящную букву «М». Бугор Венеры отлично развит. Надо будет попросить профессора Трелони о дополнительных занятиях. И почитать что-нибудь. И каждый вечер смотреть в хрустальный шар.
В хрустальном шаре клубилась седая мгла, отражался, искажаясь, дробясь, огонёк свечи, тени скапливались в углах комнаты, скалились. Всё было непонятно. И почему-то не находилось сил отвести взгляд. Холодно. Лаванда нашарила свитер, натянула, торопясь, путаясь в рукавах. Что же там? Мелькнуло узкое, тёмное, смерть, как котёнок, высунула гибкий язычок, дразнясь, слизнула каплю крови, стекающую по чьей-то шее. Щёку опалило дыханием. Лаванда закашлялась. Свечи чадят, что ли, ну и вонь, мокрой псиной… уфф, прошло. Всё темнее, темнее, неясные вспышки в хрустальном бездонном коридоре, и так страшно, и опять эта тянущая, ноющая тоска. Да ну, бред. Лаванда моргнула. Ничего там нет, в этом шаре. Лучше гадать на кофейной гуще, в прошлый раз, кстати, было сердечко. Надо выпить на ночь горячего молока с мёдом, знобит, да, мама, не стоило перегреваться на солнце, глупо, да, она больше не будет.
Ночью опять приснился Рон, они лежали обнявшись, целовались, рыжие волосы нестерпимо прекрасно пахли скошенной сладкой травой, клевером. Никогда наяву Лаванда не любила его так сильно, так остро, плавясь от желания стать к нему ещё ближе, совсем близко, раствориться в нём.
Проснувшись, Лаванда поняла, что это было прощание. Не осталось злости, обиды, но и любви, кажется, тоже, она выплеснулась во сне, перелилась через край. Пусть у Уизли всё будет хорошо, да хоть и с Грейнджер, с кем угодно. А ей уже всё равно.

… Парвати тихо пихает Лаванду локтем, шепчет:

- Ты в трансе, что ли?

Лаванда машет головой и быстро, пока Кэрроу отвернулась к доске, рисует на пергаменте квадрат на кривых ножках, с выпученными глазами и акульим оскалом. Парвати фыркает и незаметно передаёт лист Симусу с Невиллом. Краем глаза Лаванда видит, как Симус вдохновенно ерошит волосы и несколькими удачными штрихами придаёт квадрату полное и окончательное сходство с профессором маггловедения.
Жизнь, конечно, дерьмо, думает Лаванда. И совершенно нелогично улыбается Симусу, поправляя упавшую на глаза прядь плавным, лениво-женственным движением.

@темы: Вспомнить все

---

Фанфик по заявке № 69. Исполнение третье.

[Гет по ГП]

Название: “А еще я умею играть на фортепиано”
Автор:  Barra-Topset
Бета:  anomalia
Рейтинг: PG
Тип: джен,
Размер: мини
Пейринг: Северус Снейп, Лили Эванс, Петунья Эванс
Жанр: missing scene
Аннотация: заявка № 69; как Лили и Северус нашли письма Петуньи к Дамблдору.
Отказ: все права принадлежат Дж. К. Роулинг.
Комментарий: написано на канонный фест по пропущенным моментам «Вспомнить все».
Статус: закончен

— Знаешь, а я ведь могла уехать с родителями и Туньей в Лондон, — сказала Лили и упрямо вздернула подбородок, и тотчас поморщилась от солнечного света.
Косые лучи проникали сквозь резной кованый козырек над крыльцом и слепили глаза.
— Но ты не уехала, — улыбнулся Северус и ступил на крыльцо.
— Но могла, — продолжала стоять на своем Лили.
И это была чистая правда. Буквально несколько часов назад мама уговаривала ее поехать проведать двоюродную тетушку Альберту, но Лили отказалась. Хотя, у тети и был собственный большой дом в Камдене, недалеко от парка Хэмпстед-хит, где всегда было столько белок — не перечесть, и большая лохматая собака по кличке Норби, с которой было так весело играть, — Лили осталась дома. Словно заранее знала, что именно сегодня зайдет Северус — а с ним играть было ничуть не хуже, чем с Норби. Но признаваться в этом Лили совсем не хотелось.
Между тем Северус сделал еще шаг и оказался прямо напротив Лили.
— Я с самого начала знал, что ты никуда не поедешь.
— Почему? — удивилась она. — Ты что опять шпионил за нами?
— Нет-нет! Что ты! — торопливо возразил он, затем нервно огляделся по сторонам — на детской площадке перед домом никого не было, — и, понизив голос, добавил: — Просто я, как и обещал, принес… Помнишь, ты хотела посмотреть волшебную палочку?
Услышав это, Лили чуть не подпрыгнула, захлопав в ладоши:
— Еще бы! Конечно, хотела. И ты честно принес?
Северус нетерпеливо кивнул в ответ.
— Ты же говорил, что мама не разрешит?
— Пустяки, — отмахнулся Северус. — Я ее уговорил, — при этом его впалые бледные щеки слегка порозовели; он вновь глянул в сторону площадки, облизал пересохшие губы и спросил: — Так ты меня впустишь? Здесь колдовать нельзя.
— Ах да, проходи, — Лили приоткрыла дверь пошире и посторонилась, пропуская его внутрь.
В холле было темно, и они прошли в гостиную — светлую и просторную — с огромным дубовым буфетом, таким же раздвижным колониальным столиком на резных ножках, мягкими креслами с высокими спинками и множеством цветастых подушек. В правом углу у большого французского окна стояло пианино из темно-вишневого дерева. Крышка была открыта, и Лили тихонько пробежалась пальцами по клавишам — раздались первые аккорды мелодии.
Тем временем Северус снял застиранную серую парку и аккуратно повесил ее на спинку кресла, потом достал из внутреннего кармана палочку и протянул ее Лили.
— Красное дерево и жила дракона, двенадцать с половиной дюймов, — гордо сообщил он.
Лили немного боязливо взяла волшебную палочку, махнула ей раз-другой в воздухе, но ничего не произошло — только легкий ветерок растрепал несколько рыжих прядей. Она обижено посмотрела на Северуса:
— А обманывать нехорошо!
— Я не обманывал. Просто палочка сама выбирает волшебника, а не волшебник палочку. Эта, — он кивнул на палочку, которую Лили все еще сжимала в руке, — когда-то подошла моей маме — выбрала ее, иногда слушается и меня, а тебе подойдет другая.
— Правда? — тихо спросила Лили.
— Конечно правда! Вот увидишь в магазине Олливандера их тысячи. Одна из них непременно подойдет и тебе.
— А если мне не подойдет ни одна, меня отправят домой? Да?
— Такого не бывает, — покачал головой Северус. — У Олливандера найдется палочка для каждого волшебника. А тебе достанется самая лучшая, как ты.
— Э-э… хорошо, — протянула Лили.
Северус тоже смутился — на бледных щеках опять проступил румянец, он осторожно подошел ближе к Лили и взял из ее рук волшебную палочку.
— Хочешь, покажу, как ей колдовать?
— Нам же нельзя колдовать вне стен школы, — напомнила Лили, но как-то неуверенно.
— А мы никому не расскажем, — ответил Северус.
— И никто не узнает?
— Никто.
— Тогда давай! — Лили с ногами забралась на высокое кресло и приготовилась смотреть.
— Сейчас, — Северус немного занервничал, не зная, что показать.
Так хотелось сотворить что-нибудь эдакое.
Заложив руки за спину, он прошелся по комнате и остановился у пианино. Сверху на подставке была аккуратно раскрыта на средине нотная тетрадь.
— Сейчас, — повторил он и указал палочкой на нотную тетрадь. — Wingardium Leviosa.
Тетрадь подскочила, как живая, и взмыла к потолку. Лили рассмеялась:
— Я тоже так могу, только не специально, а наоборот — случайно, когда не ждешь. Однажды в школе я подняла в воздух глобус на уроке географии, тогда все здорово перепугались, даже миссис Дебенхэм.
— А у меня однажды исчезло стекло с витрины в кондитерской, — сказал Северус, и глаза его весело заблестели. — Ох, и шума-то было! Народу сбежалось — тьма, все смотрят, кричат, а понять ничего и не могут.
— А я бы, наверное, не сумела стекло вот так вот убрать.
— Я бы сейчас — тоже, — признался Северус. — Да и это давно было, сам я почти ничего об этом не помню. Мне рассказывали.
— Твоя мама? — задумчиво спросила Лили.
— Нет, не мама, — нехотя ответил Северус. — Отец. Мы тогда еще жили в Портсмуте, и он был другим — не таким, как сейчас. Во всяком случае, так мама говорит.
Лили задумалась, как бы получше расспросить Северуса о его семье, но ничего путного на ум не приходило, и она решилась спросить в лоб:
— А сейчас твой папа очень плохой?
Северус неопределенно повел рукой в воздухе, словно хотел сбросить какую-то пелену, застилавшую глаза. Видно было, что ему очень неприятно говорить о своем отце. Даже вспоминать его.
— По-разному, бывает, что и плохой, — он плавно взмахнул палочкой, и нотная тетрадь, упала на крышку пианино. — Хочешь, я еще что-нибудь наколдую?
— Давай! — согласилась Лили.
На этот раз Северус собрался куда быстрее — он поднял палочку вверх и уверенно произнес:
— Accio.
Красное спелое яблоко, которое до этого преспокойно лежало в вазе с фруктами, в мгновение ока оказалось у него в руках. Северус шутливо поклонился и протянул яблоко Лили — та взяла яблоко, но есть не стала, а только положила рядом с собой.
— А так можно призвать любой предмет? — с интересом спросила Лили.
— Абсолютно любой, — ответил Северус. Главное — чтобы он не был заперт в помещении. Ну и не был слишком тяжелым.
— И даже письмо из Хогвартса?
— И даже письмо, — подтвердил Северус. — Вот, смотри!
Северус направил палочку на дверь, ведущую в темный холл, и четко произнес:
— Accio, письмо из Хогвартса.
Сначала Лили показалось, что на этот раз у него ничего не выйдет, но уже спустя несколько секунд ей на колени опустился большой конверт из плотной желтоватой бумаги, на котором изумрудными чернилами были выведены ее имя и адрес. Северус уселся рядом на подлокотник кресла и указал на конверт:
— Мне такое же сова принесла недели с две тому назад. А к тебе кто-нибудь приходил со школы?
— Да, — Лили задумчиво вертела конверт в руках, — приходила одна учительница, то есть профессор. Профессор МакГонагалл. Она принесла письмо, а затем очень долго разговаривала с моими родителями в этой самой гостиной, а нас с Туньей отправили наверх и…
Лили остановилась на полуслове. Откуда-то сверху донесся глухой стук — сначала тихий, а потом все более и более настойчивый. Казалось, что наверху кто-то со всей силы молотит тупым предметом о стену.
Но в доме кроме них никого не было.
Или не должно было быть?
Лили в страхе посмотрела на Северуса — тот прижал палец к губам, показывая что сейчас не время для разговоров, затем так же тихо поднялся и направился в холл. Лили последовала за ним.

***

Стараясь ступать как можно тише, они вышли в холл и поднялись на второй этаж. Удары доносились слева, из-за запертой двери в конце коридора.
Вот стало тихо — всего на несколько секунд, — а затем стук повторился с новой силой.
Дети нерешительно подошли ближе и остановились.
— Это комната Петуньи, — тихо прошептала Лили. — Должно быть, она не закрыла окно, и кто-то залез из сада.
— Тише! — Северус придержал ее за плечо. — Сейчас разберемся.
— Нет! Что ты?! Не надо!
Лили попыталась его остановить, но было поздно: Северус вытянул перед собой волшебную палочку и повернул дверную ручку. Дверь отворилась с легким скрипом.
В комнате никого не было, только небольшой синий сундучок со звездами и серебряным замочком нетерпеливо подпрыгивал на письменном столе и бился о стену. Внутри его что-то шуршало, словно просилось наружу.
— Странно, — Северус вошел в комнату, и в туже секунду синий сундучок очутился у него в руках.
— Ты его заколдовал? — Лили вошла вслед за ним и присела на кровать.
— Очень мне надо было, — Северус повертел в руках сундучок — внутри продолжало что-то шуршать; тогда он направил на него волшебную палочку и, прежде чем Лили успела что-либо сказать, прошептал: — Alohomora!
Серебряный замочек жалобно звякнул и слетел с крепежа. Внутри сундучка обнаружилось несколько монет в десять пенсов, поломанная заколка-бабочка, а также сложенный вдвое конверт из плотной желтоватой бумаги с эмблемой Хогвартса, на котором все теми же изумрудными чернилами было выведено:
«Мисс П. Эванс
Сэмингтон Клоуз, 2
Питерборо, Кембриджшир…»
— Тунья тоже получила письмо из Хогвартса, — сказала Лили с радостным удивлением в голосе. — Она поедет с нами, Северус!
Девочка мечтательно улыбнулась и раскинула руки в стороны, словно хотела обнять воображаемую сестру. Между тем Северуса это известие отнюдь не обрадовало: он побледнел и с силой сжал письмо в руках. Казалось, он просто хотел скомкать и зашвырнуть его как можно дальше, чтобы никогда больше не видеть.
Не исключено, что именно так бы он и поступил, если бы не Лили, которая сидела рядом и смотрела на конверт с таким умилением — не передать.
Поэтому Северус только и смог тихо произнести, обращаясь скорее к своим дрожащим рукам, чем к Лили:
— Быть такого не может! Чтоб маггла получила письмо… — в его голосе отчетливо слышались презрение и даже ничем не прикрытая ненависть, затем он перевел взгляд на Лили и спросил: — А ты это письмо когда-нибудь раньше видела?
— Вроде нет, — неуверенно протянула она. — Насколько я помню, в тот день профессор МакГонагалл принесла только одно письмо. Может быть позже?..
— Понятно.
Северус принялся разворачивать конверт.
— Постой! Что ты делаешь?!! — взвизгнула перепуганная Лили. — Так нельзя. Нельзя читать чужие письма. Слышишь?!
— А я и не собираюсь читать, — заявил Северус, — я только посмотрю одним глазком.
— Зачем? — удивилась Лили.
— Затем, что письма из Хогвартса обычно приносят совы, ну или со школы присылают кого-нибудь поговорить с родителями. Понимаешь?
Лили отрицательно покачала головой.
— А ты только что сказала, что профессор принесла только одно письмо — для тебя.
— И что?
— А то, что тогда получить письмо совой твоя сестра не могла никак, — пытался пояснить Северус, весь красный от волнения, — значит, письмо пришло по обычной маггловской почте, а значит, на почте работают волшебники, которые нарушили Статут о Секретности. За это могут и в Азкабан отправить. Понимаешь?
Услышав это, Лили испугалась не на шутку.
— И Тунью тоже могут отправить в Азкабан? К дементорам? — в ужасе прошептала она.
— Ее — нет! — отрывисто произнес Северус. — Азкабан — это тюрьма только для волшебников. Но в любом случае мы должны проверить, — с этими словами он указал на конверт.
Лили колебалась всего несколько секунд, а затем, видно рассудив, что это делается только для блага сестры, — нерешительно кивнула в ответ.

***

Петунья Эванс была хорошей девочкой, очень хорошей. Во всяком случае, так о ней всегда отзывались соседи и учителя. Так оно и было на самом деле. Ну, или почти так…
Когда Петунья была маленькой, она никогда не капризничала, если вдруг не удавалось получить того, чего хотелось, и всегда выглядела нарядной в своих накрахмаленных ситцевых платьицах с оборками. Любо дорого посмотреть! Не то что на Лили, которая всего за несколько минут, проведенных на лужайке, умудрялась превратиться из девочки в трубочиста. Также Петунья всегда хорошо кушала и без каких-либо пререканий выполняла мамины поручения, а папе по утрам приносила газету.
В школе Петунья старательно училась. Ее тетради всегда были чистенькими и аккуратненькими, слова были написаны прямо буковка к буковке. Ей хорошо давалась математика — девочка без труда могла решить самую сложную задачку, нужно было только хорошенько посидеть и подумать. А вот Лили этой самой усидчивости не хватало, она любила все делать быстро, сходу; и если долго не получалось решить какое-нибудь уравнение, она теряла к нему всякий интерес. За это ей не раз пеняли учителя, ставили в пример старшую сестру, но переделать уже не могли.
Петунья весьма недурно играла на фортепиано и даже выступала на музыкальных вечерах, которые по праздникам устраивались в школе. От игры же Лили через несколько минут начинала нестерпимо болеть голова. И с этим ничего нельзя было поделать. «Талант либо есть, либо его нет!» — любила повторять учительница музыки. И Петунья была с ней полностью согласна.
Вот так они и жили: образцовая во всем Петунья и не идеальная — но зато веселая и живая — Лили.
К сестре Петунья относилась скорее снисходительно, нежели любила. Слишком явным было для нее свое превосходство. Впрочем, это не мешало девочкам весело проводить время вместе. Они устраивали пикники на лужайке перед домом, по выходным пекли хрустящее имбирное печенье, а осенью по вечерам рассказывали друг другу захватывающие истории про пиратов и отважного капитана Бенбоу. Для этого они даже переделали маленький и темный чулан под лестницей в пиратскую пещеру: натаскали картонных коробок, принесли несколько бутылок лимонада, а на пол кинули старый шерстяной плед — и готово. У них появилось свое пиратское логово, в котором сестры и проводили долгие холодные вечера — рассказывали друг другу смешные истории, делились секретами, мечтали…
Именно там, в темном и пыльном чулане, у Лили впервые получилось превратить обертку от шоколада в цветок. Именно там Петунья впервые поняла, что такое зависть.
Это было не больно, скорее неприятно, как комариный укус, который заставляет поморщиться. Один, потом еще один, потом еще — и вот уже вся рука начинает нестерпимо покалывать и чесаться. Вытерпеть невозможно, и ты начинаешь расчесывать укушенное место, потом раздираешь кожу до крови, но легче от этого не становится. Наоборот, примешивается еще и боль — тупая и ноющая, которая заставляет не спать по ночам, отравляет каждую минуту жизни.
Поначалу Петунья пыталась не обращать внимания на все эти причуды, которые вытворяла Лили, делала вид, будто ей все равно. Подумаешь, сумела превратить обертку в цветок, зато она — Петунья — умеет так красиво играть на фортепиано и в этом году обязательно займет первое место на конкурсе в школе. Подумаешь, Лили может заставить чашки летать по воздуху, зато у нее оценки куда лучше будут, и платья, и игрушки, и вообще — все!
Все это Петунья твердила себе днем и ночью, но легче не становилось — укушенное место продолжало нестерпимо зудеть. Ничего не помогало.
То самое письмо из Хогвартса, о котором столько твердила Лили и которое однажды рано утром принесла пожилая дама в остроконечной шляпе и темной бархатной накидке, стало для Петуньи страшным ударом.
В этот момент она невероятно четко осознала, что этот чертов волшебный мир действительно существует, но для нее там не найдется и крохотного местечка.
Не найдется — ну и прекрасно.
Если она не нужна этим самым волшебникам, они ей — тоже!
Не больно и хотелось!

***
И все же в детстве всегда найдется место для надежды, она питает наши самые несбыточные мечты.
Несколько дней Петунья ходила сама ни своя, ни с кем не разговаривала — ни с родителями, ни с сестрой; на ту вообще смотреть противно было. Мама старалась успокоить Петунью, отец грозил ремнем — все тщетно.
Разодранные комариные укусы чесались и продолжали кровоточить.
Вместо того чтобы радоваться предстоящему началу нового учебного года, а значит, новеньким учебникам с красочными картинками, тетрадям с тонкими промокашками на первой страничке, чернильным ручкам и прочим канцелярским принадлежностями, она продолжала завидовать Лили. Но не так, как раньше, а совсем иначе.
Совершенно незаметно Петунья убедила саму себя, что она тоже волшебница. Причем, самая настоящая. Ведь она тоже сидела в чулане, когда обертка превратилась в цветок, и чашки у нее тоже иногда летают, просто не так высоко, как у Лили. А прыгать с качелей и парить в воздухе она боится, но это не значит, что не умеет. Посему выходило, что Петунья тоже умела «колдовать».
Так почему же Лили пригласили в Ховартс, а ее — нет?
Несправедливо.
Именно этой несправедливостью Петунья и упивалась на протяжении последних нескольких дней, пока не решилась написать письмо директору этой самой школы. Переписать адрес не составило особого труда: письмо Лили лежало на видном месте — в прихожей на комоде у входа. Гораздо труднее было найти подходящие слова, чтобы убедить воображаемого директора пригласить ее в Хогвартс.
Закрывшись у себя в комнате, Петунья написала одно письмо и тотчас разорвала его: было слишком неправдоподобно; написала другое — слишком холодно и расплывчато. Она опять разорвала неудачное письмо и выкинула обрывки в корзину для бумаг, почесала переносицу и вновь достала со стола новый листок бумаги.
Третий вариант письма получился, вроде бы, получше:

«Уважаемый мистер Дамблдор, пишет вам Петунья Эванс. Совсем недавно вы пригласили мою сестру Лили Эванс учиться в школу волшебства и чародейства “Хогвартс”. Мама с папой за нее очень рады и очень гордятся тем, что она волшебница. А мне очень грустно, потому что я тоже умею колдовать, а меня вы в Хогвартс не пригласили. Честно-честно умею. Только немного похуже, чем Лили, но умею. Например, совсем недавно у меня получилось превратить кусочек фольги в ромашку, которая лежала у меня на руке, открывая и закрывая лепестки. И прыгать с качелей и парить в воздухе я тоже умею, но немного боюсь. Совсем чуть-чуть. А еще я хорошо учусь в школе и все схватываю на лету. Можете спросить учителей, если не верите. Я еще столько всего умею — не перечесть.
Мистер Дамблдор, пожалуйста, можно мне тоже поехать в Хогвартс вместе с Лили?
Обещаю, что буду очень прилежно учиться и присматривать за Лили. Я за ней все время присматриваю — с самого ее рождения. Ведь она моя сестричка, я ее очень сильно люблю и в Хогвартс с ней хочу поехать.
Пожалуйста, мистер Дамблдор!»

Перечитав письмо, Петунья прошлась по комнате, растеряно провела пальцем по коробке с пластинками, которая стояла на высокой этажерке, поправила кулиску на тяжелых портьерах и посмотрела в окно. На площадке перед домом весело играли дети. Если бы не уроки фортепиано, Петунья могла бы пойти к ним.
Могла бы, если бы ее кто-нибудь позвал. А так…
Девочка снова взглянула на письмо и дописала всего несколько слов:

«А еще я умею играть на фортепиано!»

На следующее утро Петунья проснулась не свет ни заря и сразу же, не переодеваясь, кинулась к почтовому ящику. Тщетно. Никакого ответа на письмо не было и в помине, только несколько аляповатых рекламных буклетов. Петунья без сожаления выкинула их в мусорный бак, затем постояла еще немного на улице и, тяжело вздохнув, поплелась в дом.
Весь день она просидела, как на иголках, к почтовому ящику бегала буквально каждый час, но ответа не было.
Не пришло письмо и на следующий день, и через день.
Рыжая взъерошенная сова принесла ответ только спустя неделю.
Тогда Петунья только-только закончила пропалывать цветочную клумбу в саду, как над ее головой раздалось сердитое уханье, и в ту же секунду на землю упал большой тяжелый конверт, на котором было написано ее имя. Увидев это, девочка всплеснула руками, подхватила конверт и опрометью бросилась к себе наверх. Сердце бешено колотилось. Она даже не сразу решилась распечатать письмо — просто долго стояла и смотрела на пухлый конверт, обводила пальцем шершавую эмблему Хогвартса в левом углу. Наконец, любопытство взяло вверх, и Петунья при помощи ножа для бумаги поддела восковую печать, и вскрыла конверт.
В начале письма не было ничего интересного для нее — директор ничего не писал о Хогвартсе, зато потом…

«Уважаемая мисс Эванс, я искренне восхищаюсь вашей смелостью и умением играть на фортепиано. Как много радости, любви и искренних чувств можно выразить при помощи музыки. Без нее вся наша жизнь была бы лишена того прекрасного, что способны обрести мы, слушая бессмертные произведения великих композиторов. Моцарт, Бетховен, Берлиоз и другие — только подумайте: сколько симфоний, концертов, опер они оставили после себя. А вместе с тем вообразите, чего бы мы могли лишиться, если бы тот же Бетховен или Берлиоз ни с того ни сего решили посвятить себя инженерному искусству или торговле. Думаю, это была бы великая утрата для всех людей, способных ценить прекрасное.
После прочтения этих строк, я надеюсь, вы поймете, что я никак не могу исполнить вашу просьбу. Вы не умеете колдовать (и не стоит обманываться, выдавая желаемое за действительное), но очень хорошо умеете играть на фортепиано. Так не лучше ли развивать таланты, заложенные в нас самой природой, нежели строить пустые иллюзии и мечтать о несбыточном.
Поверьте, вы еще найдете свою дорогу в этой жизни и будете счастливы безо всякого волшебства.
Альбус Дамблдор»

В самом низу пергамента чернилами другого — темно-синего цвета — было приписано:

«Надеюсь, мы с вами еще не прощаемся насовсем. Быть может, я увижу ваше имя в составе Лондонского симфонического оркестра. Как думаете?»

Однако Петунья уже не думала… Она просто выронила письмо из рук, села рядом с кроватью — прямо на пол — и заплакала, горько, безудержно, навзрыд.


***
Ни слова не сказали друг другу Лили и Северус, прочитав письмо, — обоим было не по себе. Молча сложили они его обратно в конверт, навесили серебряный замочек на сундучок и также молча вышли из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.
И только когда они вновь очутились в светлой и уютной гостиной, Северус решился прервать затянувшееся молчание:
— Видишь, как нам повезло, — ухмыляясь, заявил он, — мы поедем в Хогвартс.
— Знаю, — тихо отозвалась Лили. — И что с того?
— Как что с того?.. — Северус прямо опешил от подобного заявления. — Даже твоя сестра-маггла хотела туда попасть. Но она не сможет — ей нельзя, а мы поедем.
— Вот именно! — она посмотрела на Северуса с глубоким сожалением, словно он не мог понять элементарных вещей. — Ей нельзя! Понимаешь?
Северус ничего не понимал, но и спорить с Лили ему не хотелось. Поэтому он только пожал плечами, затем взглянул на мамину волшебную палочку, которую все также сжимал в руке и предложил:
— Хочешь, я наколдую тебе букет орхидей? Они красивые.
— Нет, — Лили решительно скрестила руки на груди. — Скоро вернутся родители — тебе пора домой…

– Fin –

@темы: Вспомнить все

---

Фанфик по заявке № 58.

[Гет по ГП]

Название: Ненавижу и люблю
Автор:  tiger_black
Бета: kasmunaut
Персонажи, пейринг: Сириус Блэк|Регулус Блэк
Рейтинг: G
Тип: джен
Жанр: drama
Размер: мини
Статус: закончен
Саммари: Каждый день он обходил дом снизу доверху.
Отказ: мир и герои принадлежат Джоан Роулинг
Комментарий: написано на канонный фест «Вспомнить все», заявка № 58: Сириус Блэк|Регулус Блэк. Таймлайн пятой книги. Сириус ходит по дому и заходит в комнату младшего брата. Его мысли, воспоминания, чувства.

Старый дом весь пропитался ненавистью. Ненависть настаивалась в графинах с зачарованной кровью, копилась в кладовках, вскармливала боггартов и докси в складках штор, щерилась усмешками эльфийских голов на парадной лестнице, поддерживала в рабочем состоянии мантию-душительницу и кусачую табакерку и, похоже, подарила бессмертие Кричеру.
Почти двадцать лет назад она вытолкнула Сириуса на крыльцо, захлопнула дверь и проела последнюю дыру в семейном гобелене.

Ненависть была взаимной.
С тех пор как Блэк хлопнул дверью фамильного особняка, ее не подкармливали, и Блэк надеялся, что она кончилась. По-тихому загнулась от истощения и жажды. Мумифицировалась. Заглохла.
Как бы не так!
Портрет матери дал это понять очень громко и красноречиво – едва только Блэк переступил порог родного дома.
Ненависть тлела под слоем золы и пыли – и занялась снова от искр, выбитых столкновением дома и непокорного наследника.
Дом наслаждался ненавистью, а Блэку было плохо от нее.
Хуже, чем в Азкабане – и это не дешевое кокетство. А уж грот в Хогсмиде был подлинным раем по сравнению с Домом и даже с южным курортом, на котором Блэк рассчитывал немного поправить здоровье.
Ага.
Высасывать воспоминания – вовсе не значит забирать их насовсем. Но узники Азкабана не расскажут вам об этом – только беглецы.
Воспоминания возвращаются: Азкабан мстит. Возвращаются без предупреждения, как Ступефай в спину. Блэка накрыло в «отпуске». Там, где безопасно, тепло и не ждешь подвоха. Накрыло – и сожгло. Выело все, что не доел Азкабан.
Слышать пергаментный шорох волн – и видеть то, чего никогда не было… и никогда уже не будет!
А ведь это они с Джеем могли по-щенячьи резвиться в ласковых волнах – Мерлин, им же было всего двадцать! И не чужой малыш, а Гарри под присмотром Лили барахтался бы на мелководье. И они все учили бы его плавать…
Теперь «они все» живут в нем.
А он – за них.
И жить «за» – за Джея, за Лили, за Регула – оказывается, тяжеловато…

Блэк не считал себя хозяином – только хранителем не нужной ему собственности.
Он сразу решил, что с ней делать. Как только выяснилось, что он – наследник. Передать тем, кто по-настоящему в ней нуждается. Ордену. А потом – Гарри. Гарри некуда будет возвращаться после Хогвартса. (О том, что возвращаться может быть некому, Блэк даже мысли не допускал.) Не к этим же… как их… Дурслям – Блэк не забыл, как он встретил Гарри на детской площадке. …А от дома Поттеров в Лощине остались одни руины. Конечно, Гарри может восстановить родительский дом… со временем. Но на первое время у него будет пристанище. Когда Блэк предлагал Гарри жить вместе, он имел в виду этот дом.
В кои-то веки фамильный блэковский особняк послужит светлой цели.
Может, хотя бы так Сириус оправдается перед собой и Гарри за то, что он – Блэк.
В школе он тоже оправдывался, по выражению Ремуса, периодически «заводил шарманку» на эту тему. Джеймс скрипел на это зубами и говорил: «Бродяга. Ты опять?!»
Гарри скажет то же самое. Но Блэк настоит на своем. Потому что лучшее, что можно придумать для особняка Блэков, – чтобы в нем поселился хороший человек.
Энди не обидится, а Нарцисса… У младшей кузины есть Малфой-мэнор. Правда, Нарси не отказалась бы и от Блэк-хауза. Обойдется. Он сделает все, чтобы дом не достался Нарциссе, когда есть более достойные.
Поэтому, преодолевая отвращение, Блэк принимал участие в чистке дома.
Поэтому он предложил использовать дом как штаб-квартиру – это тоже было… очищение.
И каждый день обходил дом снизу доверху. Но обходил неизменно в виде Бродяги. Так он был уверен, что не пропустит никакой пакости.

Есть комнаты, в которых тебе все равно. Есть такие, в которых больно – все еще больно. И есть те, в которых больнее всего, потому что в них – не только ненависть. В них – память о любви.
В доме Блэков, да. Не ожидали?

В комнате Регула нельзя оставаться псом, потому что невозможно удержаться и не завыть в голос, пугая сожителей-орденцев:
- Р-р-ре-гу-у-ул!..
Хотя… что толку выть – сейчас? Раньше надо… было.
Но человеком – тоже непереносимо!
Повлиять? Смеетесь? На Блэка? Посмотрите на Сириуса: кто и когда мог заставить поступить наперекор его воле, капризу, прихоти?
Но Регул – тоже Блэк.
Регул всегда был таким скрытным… Сириус так ничего и не узнал, пока не стало слишком поздно.
– Дурак, – цедит Блэк сквозь зубы совсем по-мальчишечьи. – Дурак, дурак! – и лупит кулаком в стену.
За стеной на фотографии, намертво приклеенной к обоям, – Джеймс.
Две комнаты – два человека. Таких родных и таких разных. Ловец – и охотник. И оба – добыча.
Еще удар…

…О любви говорил Альбус. Самое сильное, самое надежное средство против темных сил, говорил он. Как они верили в это средство – тогда, в восемьдесят первом, и как разочаровались в нем – тогда же.
Разочаровался – Блэк.
Прочие – не успели…
Но – Гарри!
Гарри был спасен любовью.
И сейчас, здесь, в этом доме, любовь жива. Не задушена ненавистью.
Если этому дому суждено спастись, то только любовью.
И это по силам одному-единственному человеку – его крестнику.
Потому что он – не Блэк. И он – сын и внук тех людей, которые много лет назад спасли Сириуса.
Гарри достанет и любви, и силы.

После комнаты Регула – антракт. Прежде чем перекинуться и продолжить обход, Сириус заворачивает в укромный закуток. Там на подносе стоят початая бутылка и обыкновенный граненый стакан. Магловский. Кричер не появляется здесь и не рискует проходиться насчет этих артефактов.
Блэк не позволяет себе прикладываться прямо к горлышку – он не уверен, что тогда сумеет остановиться. А в стакане – ровно столько, сколько необходимо. Для анестезии.
За тех, кого…
За тех, кто…
Там.
За трижды проклятый и трижды благословенный цвет Слизерина: цвет Авады – и цвет надежды.
Там – где бы ни было это «там» – будет Джей, и Лили, и там снова будут братья Блэк.

@темы: Вспомнить все